Homo Navicus, человек флота

Мичман прибыл в знойный Таджикистан, добрался до нужного райцентра и в военкомате узнал, что до деревни Бердыбекова 180 километров. И добраться туда можно только на ишаках — горы. Мичман был молод, настойчив и не боялся трудностей. Сам он когда-то учился в Краснодарском сельскохозяйственном институте (не закончил), и имел второй разряд по конному спорту. Ишак — та же лошадь, только ростом поменьше. Короче, поскакал наш мичман по горам и долам. В военно-морской форме, вызывая законное удивление туземцев и овечьих стад.

Путем расспросов местного населения, нашел аил, а в аиле семью Бердыбековых. По-русски они не говорили. С помощью жестов удалось выяснить, что Улугбек пасет овец в двух днях пути от аила.

Сначала мичман очень смущался в незнакомой обстановке. Но затем увидел, что отец щеголяет в тельняшке, брат в хромовых ботинках, дядя в бескозырке вместо тюбетейки, а из-под цветастого халата сестры Бердыбекова выглядывают флотские штаны. Родные флотские вещи, пусть и разрозненные, придавали сил и уверенности. Он уже не удивился, увидев бабушку в голландке, и с «гюйсом» на голове, поверх платка. В ожидании Улугбека пили чай. Отец что-то рассказывал, а мичман, не понимая, проявлял уважение и кивал головой. Он настолько понравился отцу, что тот начал окликать пробегающую с лепешкой по двору сестру Бердыбекова, скалить желтые зубы и что-то белькотать, хитро прищуривая глаз и поглядывая на мичмана. Девушка все это время терпеливо стояла, смущаясь. Лепешка обжигала ей руки, но пока ата не отпустил, уходить нельзя. Да и мичман ей нравился. Сам мичман отнекивался, понимая, чего хочет старик. Становиться зятем ему вовсе не улыбалось. «Гюльчатай» его не прельщала. Он имел здоровые вкусы, сформированные грудастыми, полнозадыми кубанскими казачками, а ему пытались всучить обугленную солнцем, худую и кривоногую головешку. Борьба продолжалась каждый день. От мутного чая уже тошнило, но его постоянно подливали гостю в чашку, и не выпить было нельзя.

Может, мичман бы и дрогнул от натиска и осады, а так же от «чайного» поноса, мучившего его все эти дни и ночи, но через неделю появился Бердыбеков. Он не очень удивился приезду сослуживца и был искренне рад.

— Спасиб, товарища мичман. Служит хотель, радный не пускаль — овца пасть некому. Ата совсем балной. Бират нога болыт. Жиенщина нилызя. Пириехал — подарка сделал, форма понравылась. Назад иехат нэ в чом было.

Грязный, давно потерявший цвет, прожженный в нескольких местах у ночных костров халат подтверждал его слова.

Мичман, несмотря на молодость, даже не попытался вернуть форму. Подарки не забирают. Он принял Бердыбекова, в чем тот был.

Бердыбеков шел впереди и пел заунывные песни своей страны, мичман ехал на ишаке, ишак понуро шагал, думая о чем-то. Может, Буриданов осел был его предком, и он просто восстанавливал в памяти имена философов, которых при встрече нужно залягать до смерти. А может, его предком был осел Ходжи Насреддина, и он улыбался, вспоминая его похождения, а вовсе не скалил зубы.

Так или иначе, но до цивилизации они добрались. Ишака сдали какому-то родственнику, а сами полетели самолетом — у мичмана вышел срок командировки, ему самому грозило наказание, и он счел за лучшее доплатить. Бесплатные проездные были только на поезд. А поезда на Камчатку не ходят. До Владивостока пять суток, потом трое пароходом до Петропавловска. Командировка закончилась шесть дней назад, и уже три дня мичман, по закону, был дезертиром.

Подробности прибытия опустим, но детали операции по доставке старшины второй статьи в часть стали известны всему флоту. Во-первых, мичману контракт не продлили и отправили в Краснодар, к казачкам, доучиваться.

Во-вторых, пришло негласное указание — матросов из Средней Азии и Закавказья не поощрять отпуском. «Запад есть Запад, Восток есть Восток, и вместе им не сойтись…» (Р.Киплинг, английский поэт и писатель). Лучше присваивать очередные старшинские звания. Служили они неплохо, за власть. Куда там продажным за доллары американским сержантам!

Я сам был свидетелем, когда матрос — азербайджанец тыкал носом в плохо выдраенные паелы матроса — туркмена и приговаривал:

— Ну чито, чурка, билят не русска, машком паель не начистыл, твоя морда чистим буду!

«Машкой» на флоте называют большую щетку с металлическим «ворсом». Паелы — это съемные металлические пластины, которыми выложена палуба трюма. Должны блестеть. Блеск придается «Машкой».

Приподнял такой «коврик» — добрался до механизма.

Итак, привезли неофитов. Все, радуясь, бросились в казармы смотреть на пополнение. Пришел, по долгу службы, и я.

Узнав, что командир в своей каюте, решил заглянуть к начальнику и другу. Оказывается, радовались не все. Наш командир плакал. Я был шокирован этим сверх меры, зная его как волевого и жесткого офицера. Он отхлебывал сухое вино из стакана, бил кулаком по столу, крутил «дули», кому-то наверху их показывая (думаю, отделу комплектования флота), и кричал:

— Десять суток отпуска, не считая дороги? В Африку? Да вот хер вам, умникам! ТАМ только овцы были, а тут и крокодилы, и