Гвардеец

– Ну нет! – Редактор аж подпрыгнул. – Вот уж чего я не допущу ни при каких обстоятельствах. Возьмите ваш гонорар и приносите через оговоренный срок продолжение.

– Спасибо. – Я расплылся в улыбке. – Не возражаете, если я угощу вас пивом?

– Чтобы я отказался? – Изумление в голосе редактора достигло кульминации.

– Все понял, – кивнул я. – Эй, две кружки пива сюда и…

– И то, что я обычно заказываю, – добавил редактор. – В двух экземплярах, пожалуйста.

Я усмехнулся, вспомнив момент с тостами из «Кавказской пленницы»:

– Извините, а вас случайно не Александром по имени звать?

– Ну да, – подтвердил он. – Мать в детстве Сашкой иль Шуриком называла.

Мы засиделись допоздна и в итоге пришли к общему выводу: до чего ж классные мужики из нас получились. Домой я добрался на автопилоте, лег на постель, зачем-то растормошил вялого Карла, пахнувшего женскими духами, велел ему срочно принять душ и крепко-крепко заснул. Что со мной было на рассвете – вспоминать страшно! Пиво, водка, вино, непонятные настойки, коих мы перепробовали от анисовой и, кажется, до тараканьей, к утру смешались в такой опасный «коктейль», что я с трудом дополз до умывальника и там же чуть не отбросил коньки. Выжил ли редактор, который поглощал эти жидкости в двойных объемах, предстояло еще выяснить.

– Плохо мне, – простонал я. – Ой как плохо!

– Сейчас, кузен, потерпи немного, я тебе помогу, – пообещал Карл.

Карл взял у соседей старинное лекарственное средство – капустный рассол. Не сразу, но все же подействовало. Во всяком случае, к Ушакову я сумел дойти без посторонней помощи, правда, несколько раз скрывался в кустах по очень важному делу. Помогли еще и пронизывающий холодный ветер, и моросящий дождик (погода, которая в Питере столь же непостоянна, как женщина, резко поменялась на осеннюю). Голова с каждым шагом все меньше напоминала колокол. В кабинет Андрея Ивановича я попал почти трезвым человеком.

– Вот и подвалила тебе настоящая работенка, хватит пером скрипеть, – довольно произнес Ушаков.

Я остолбенел:

– О чем вы, Андрей Иванович?

– Да о том! Неужто мне по должности знать не положено, кто у нас в газетах пишет да еще за псевдонимом Гусаров прячется? – усмехнулся генерал.

– Положено, – невольно согласился я.

– Во-от! – важно протянул Ушаков. – За дела чернильные хулить не буду, ибо сам иной раз не без удовольствия эльфов твоих перечитываю, но токмо офицеру гвардейскому еще и шпага нужна бывает.

– Андрей Иванович, вроде я и шпагой владеть умею, – даже обиделся я. – Жаль, господин Звонарский подтвердить это уже не сумеет.

– Ты подвигами своими не хвались. Достал бы мне Балагура, я б тебе тогда всяческий почет оказал в сто раз пуще прежнего.

– И до него доберемся, – хвастливо заявил я, вспомнив, что Балагуром звали таинственного убийцу из окружения цесаревны Елизаветы.

– Ажно как павлин распустил перья. Гляди, оборву тебе хвост, – засмеялся Ушаков. – За Балагуром есть кому гоняться. Тебе другое покуда предстоит. Весточку я из Польши получил важную от человека России дружного и полезного.

– А что за человек такой, позвольте узнать? – заинтересовался я.

– Тебе можно, – разрешил Ушаков. – Есть князь такой – Чарторыжский. Может, доводилось с ним знаться?

– Никак нет. Только слышал о нем. Да сами знаете, кто ж не слышал, разве что глухой.

Ушаков понимающе улыбнулся.

Надо сказать, история с этим князем прогремела на всю Россию. Случилось это в январе 1735 года, во время войны за Польское наследство. Капитан Тверского драгунского полка Глеб Шишкин получил от начальства строгий приказ – сжечь имение Рудзинского, одного из сторонников претендующего на корону Польши Станислава Лещинского. Не знаю, что за напасть случилось с капитаном, но по ошибке он явился во владения соседа Рудзинского, коим, к своему несчастью, оказался князь. Чарторыжский выступал на стороне России, поддерживал короля Августа, имел четыре охранные грамоты на свои деревни, подписанные лично фельдмаршалом Минихом и генерал-аншефом Ласси. В мозгу Шишкина что-то перемкнуло, он объявил князя самозванцем, а грамоты – фальшивкой. Возможно, в голове хлебнувшего лиха на войне офицера не могла прижиться мысль, что не все поляки настроены против России.

Шишкин, никоим образом не сомневаясь в собственной правоте, сжег и замок Чарторыжского, и ближайшую деревеньку. Драгуны раздели донага князя, его жену, пятерых детей и всех домочадцев и пинками погнали по январскому морозу до соседнего поселения.

Когда известия о том страшном проступке дошли до русского начальства, начались разборки – после показательного суда Шишкина приговорили к аркебузированию, сиречь к расстрелу. Прогремели выстрелы, капитан упал… остались ли довольны поляки, неизвестно. Дров драгуны наломали в преизрядном количестве.

Самым удивительным в этой истории было то, что Чарторыжский, тем не менее, сохранил лояльность России.

– Думаете, князю можно доверять?

– Конечно, – кивнул Ушаков. – Я его не единожды проверил. Он часто помогал нам, помог и на сей раз.

– Так о чем же таком он сообщил? – заинтригованно спросил я.