Гвардеец

Я выглянул в окно и обнаружил, что вся улица забита: перед забором скопилась масса повозок, с которых спрыгивали солдаты, понукаемые знакомым офицером. Семеновцы, сегодня их очередь при Тайной канцелярии дежурить. А вот личность их командира меня не обрадовала – это был не кто иной, как капитан-поручик Огольцов. Ничего хорошего его появление мне не сулило. М-да, не было печали… Почему вместо него сюда не пожаловал кто-то другой?! В Семеновском полку чуть ли не сотня офицеров, и, как нарочно, пожаловал тот, кого я смело мог записать себе во враги.

Семеновцы быстро заняли двор, выставили караульных у дверей. Моих гренадер живо оттеснили, отобрали у них шпаги и трофейные мушкеты.

Меня пока не трогали.

– Ваше благородь, шо ж такое деется? – жалобно вскрикнул Михайлов в мою сторону.

Я решительно двинулся к Огольцову:

– Господин капитан-поручик, прошу оставить гренадер лейб-гвардии Измайловского полка в покое.

Офицер, отдававший распоряжения усатому сержанту, обернулся:

– В чем дело, капрал? Почему вмешиваетесь не в свое дело? – Он узнал меня, довольно осклабился и коротко приказал: – Арестовать.

У меня отобрали шпагу, завернули руки за спину.

– Господин капитан поручик, за что? – громко спросил я. – Это мы вызвали Тайную канцелярию. Здесь творятся странные вещи.

– Сие не твоего ума, капрал.

Я увидел за спиной офицера выросшую фигуру Ушакова, с ним был неприметный чиновник в черном.

– Отпустите капрала, – приказал генерал.

– Слушаюсь, – вытянулся Огольцов.

Семеновцы ослабили хватку. Я с наслаждением расправил болевшие плечи.

– Верните ему шпагу, – холодно произнес Ушаков.

– Сей момент.

Мне сунули шпагу. Я вновь ощутил приятный холодок рукояти, вложил лезвие в ножны и почему-то вновь почувствовал себя человеком. Что ни говори, а оружие – это оружие, даже если не боевое.

– Капрал, возвращайтесь к своим гренадерам, соберитесь вместе в ближайшей зале и ждите меня для дальнейшей беседы.

Ушаков дал знаком понять, что разговор окончен, развернулся и ушел вместе с чиновником. Огольцов зло посмотрел на меня, но перечить приказу генерала не стал.

– Повезло тебе, немец, снова. Ну да, чай, и нам Фортуна милость переменит.

Мы с гренадерами сидели в огромном зале, вольготно раскинувшись на коротконогих диванчиках и кушетках. Михайлов случайно обнаружил хозяйскую коллекцию трубок, вместе с Чижиковым распотрошил кисеты с табаком и закурил, пуская к потолку продолговатые кольца дыма. Ни дать ни взять Холмс с Ватсоном у камина.

Ушаков с чиновником, оказавшимся служащим Монетного двора, вернулись на удивление быстро. Они заставили гвардейцев очистить помещение и остались со мной наедине.

– В рубашке ты, барон, родился, – усмехнулся глава Тайной канцелярии. – Твои молодцы логово фальшивомонетское порушили. Сказывай, как на то вышел. Только мне не ври, я по глазам увижу, ежели брехать станешь.

– Врать я не стану. Все как есть выложу, только простите, что наперед лезу – не могу не спросить: что с гренадерами моими будет?

– Хорошо будет с твоими гренадерами, – пообещал Ушаков. – Казнить вас не за что, а миловать нечем. Пока нечем… – Он многозначительно улыбнулся. – Так что, барон, не бойся, сказывай…

Я прокашлялся и приступил к долгому рассказу, стараясь не утаивать подробностей:

– Все началось с того, что в моем капральстве вместо князя Сердецкого служил его холоп, Михай…

Слушатель из Ушакова был замечательный, ни разу не перебил, лишь в конце восхитился:

– Ишь ты какой: из-за холопа крепостного на разбойство пошел! Силен, хвалю тебя. И слова верные говоришь: «Сам погибай, а товарища выручай». Самлично придумал или надоумил кто?

– Надоумил, – кивнул я. – Не мои это слова.

– Ты, поди, думал, из-за хлопца этого Михая мы с тебя все жилы вытянем? – прищурился Ушаков. – Негоже у барина имущество воровать… Так ведь?

– Так, – склонился я.

– Вот! – поднял указательный палец Ушаков. – Испокон веков на Руси водилось, чтобы о душе мужицкой хозяин и благодетель заботился – помещик, ну а над ним царское величие стояло. Ты же в этот миропорядок влезть решил. И не испужался?

– Испугался немного.

– Значит, испугался, – удовлетворенно протянул Ушаков, – а за пуганого трех непуганых дают. Мне такие персоны ой как нужны. Тимоха, – он взглянул на чиновника, – выйдь ненадолго.

– Сей секунд, – поклонился чиновник.

Теперь мы остались вдвоем. Известный своим веселым характером Ушаков помрачнел.