Гвардеец

Там, в прошлой жизни, были свои ориентиры. Я в них разбирался, знал, что стоит за тем или иным маячком, и пускай далеко не преуспел, но все же жил как-то упорядоченно, в постоянном штиле, избегая штормов и качки.

Тут все по-другому. Я – дворянин, это ласкает самомнение, однако накладывает и определенные обязанности. И как они далеки от стереотипов, которыми меня пичкали во времена школы и института. Почему-то нет лакеев, кого-то из круга «принеси-подай», все приходится делать самому. И еще – на мне лежит большая ответственность за Карла.

Я очень прикипел к нему за эти дни. Удивительно, почему нас, русских и немцев, тянет друг к другу словно магнитом, ведь мы такие разные, с абсолютно непохожими ментальностями, просуществовавшие долгие годы в постоянной войне, истребившей миллионы с обеих сторон. И что самое интересное – нет ненависти, передающейся от поколения к поколению! Даже мой дед, отвоевавший четыре года в Великую Отечественную на передовой, всегда отзывался о немцах с глубоким уважением, а я лично общался с ветераном вермахта, солдатом шестой армии Паулюса, сдавшимся в плен во время битвы под Сталинградом. Пленных отвезли в маленький русский городок, оставшийся в тылу, там они строили аккуратные двухэтажные домики с миниатюрными балкончиками, причем строили хорошо, на века. Здания эти стоят до сих пор, украшенные вывесками рекламных контор и магазинов. Немца поразило, что голодные, истощенные люди приходили к пленным и делились последним: хлебом, картошкой, сахаром. И это несмотря на то, что многие семьи получили похоронки, а кое-кто эвакуировался сюда, пройдя через разгромленные бомбежками поезда и расстрелянные с самолетов колонны беженцев.

– Милосердие – вот суть русского человека, – говорил немец, вытирая платочком выступившие на подслеповатых старческих глазах слезы.

А ведь если вспомнить – сколько попыток мы делали, чтобы стать союзниками! Еще Петр Первый отправлял в знак дружбы прусскому королю русских великанов для его гвардии, едва не подарил целый полк. Как искала дружбы с Фридрихом Вторым великая Екатерина! Как сорвалась дружба Павла Первого! Чьи-то происки постоянно ссорили нас и разводили по концам барьера, а затем начиналась долгая и кровавая война. Такая же, что ждет нас с Турцией – извечным врагом и соседом России. Увы, турки пока пляшут под французскую дудку. Позднее к сыновьям Галлии добавятся еще и англосаксы. Через сто с лишним лет объединенные англо-франко-турецкие войска нанесут нам поражение под Крымом, по сути дела отрежут от Черного моря, лишат флота.

Так, может, сделать ставку на дружбу с Пруссией? Австрия – нынешний союзник России – лжива, коварна и двулична. От нее всегда можно ждать вероломства, в любую минуту. А Пруссия? Пока слабая по сравнению с австрияками, но постепенно набирающая силу, уже ощерившаяся, подобно хищнику, острыми зубами, норовящая вцепиться в лакомые кусочки. Вместе мы будем той несокрушимой силой, которой подвластно все.

Я невольно ухмыльнулся, представив комичность ситуации. Какой-то рядовой солдатик грезит менять оси «реал политик», рулить монархами. Смешно. Хотя… попробовать-то можно.

Я никогда не относился к окружающим свысока. Понятно, что нас разделяют века, мое образование не сравнить с тем, что знают они. Многие понятия не имеют о календаре и ориентируются лишь благодаря батюшке из ближайшей церкви, который объявляет, когда наступит и закончится очередной пост. Кое-кто и время считает по старинке, согласно заимствованным еще из Византии традициям – летом семнадцать часов дня и семь ночи, зимой наоборот.

В Петербурге народ, конечно, грамотней, усвоивших европейское времяисчисление больше, чем в провинции. И языкам обучен чуть ли не каждый встречный, правда, изъясняются зачастую на варварской смеси, перемежая немецкие, голландские и финские слова.

Но разве это дает мне право над ними смеяться?

Через неделю полк вернулся из лагерей. Чижиков обрадовался этому, будто свадьбе. Сам он остался в городе, потому что умудрился серьезно простыть и провалялся несколько недель в госпитале. Когда наш дядька поправился, начальство решило оставить его при штабе порученцем.

Я спросил, чем вызвано его веселье.

– А как же ж не радоваться, – довольно потирая руки, заговорил гренадер. – Во-первых, все друзья вернутся, я по ним заскучал – слов нет. В гошпитале валялся, мечтал, как здоровье в кабаках поправлять буду. Одному ж скучно. И вы вроде в компаньоны не набиваетесь. А как наши придут – ух, водочки попью всласть! Во-вторых, смогу прошение об отпуске подать. Во время стояния на зимних квартирах разрешается отпускать четверть состава. Думаю, ротный не обидит. Чай, не самый последний солдат. Давно я своих не видел: батьку с маткой, поклон им земной, сестер да братишек. Чай, я уж настоящим дядькой стал, не токмо для таких гавриков, как вы. – Он с прищуркой глянул на нас с Карлом.

– Не хочу тебя огорчать, но на носу война. Вряд ли начальство сильно на отпуска расщедрится, – предположил я.

Чижиков лишь усмехнулся: