Гвардеец

– А что тут непонятного? Не любит он немчуру, – пояснил гвардеец, – считает, что из-за вашего брата чином выслужиться не может, обходят его по баллотировке. Только ты на свой счет, Дитрих, мои слова не принимай. Я знаю, что вы немцы правильные, вроде нашего командира, подполковника Бирона.

Я заметил, что брата фаворита в полку уважали. Густав отличался веселым нравом, относился к солдатам хорошо, за спины в бою не прятался и пыль в глаза не пускал. Но и совсем уж безоблачной его жизнь не назовешь. Пока во главе армии стоял Миних, всеми фибрами души не любивший обер-камергера Бирона, двум братьям фаворита крепко доставалось – фельдмаршал не упускал случая сорвать на них зло. Поговаривали, что недавняя поездка Густава в Австрию во многом была вызвана желанием подполковника спастись от постоянных придирок. Но что-то не сложилось, и младший Бирон вернулся в роскошный дом на Миллионной улице, отнюдь не похожий на наши с Карлом «хоромы».

Комнаты в черной избе были меблированы одинаково: грубо сколоченный стол с двумя табуретами, две широкие лавки (на каждой набитый соломой тюфяк, служивший постелью, укрывались мы епанчами) и что-то вроде комода, в нем хранились небогатые пожитки. Иной мебели не имелось. Удобства, разумеется, во дворе.

За продуктами ходили на рынок. Спасибо дядьке, он подсказал, где и что можно взять подешевле. Однажды попробовали снарядить вместо себя дворника Тимофея, но тот пропадал до вечера и вернулся пьяным в стельку, спустив наши деньги. Я дал ему по шее, но финансовую ситуацию это не исправило.

Куракин держал собственную баню и регулярно пускал нас мыться, беря по копейке с человека. Здесь было удобней и гигиеничней, чем в общественной бане. Правда, хозяин сразу потребовал, чтобы мы не водили женщин, хотя сам он в банных делах придерживался старинных русских обычаев – мог париться как с женой, так и с прислугой посмазливей, когда драгоценная «половина» по каким-то делам отбывала из города.

Карл быстро пристрастился к парилке, обожал, когда раскаленные камни обдавались водой с пивом, ибо в густом хлебном духу, которым окутывалась баня, дышалось особенно легко и приятно.

Он лежал на верхней полке и балдел, пока я хлестал его веником, потом мы менялись – березовые листья летели в стороны, будто перья. Затем, красные, разгоряченные, выбегали на улицу и обливались ледяной водой.

Ну и что за баня без разговоров за жизнь?

– Знаешь, Дитрих, – спросил как-то раз Карл, отходя после особенно хорошего пара, – неужели об этом мы мечтали, покидая наше имение?

– О чем ты? – не сразу понял я.

– Да о том, что вместо балов, зеркальных дворцов, блестящей карьеры – мы сначала попадем в тюрьму, затем заложим твое оружие и… станем солдатами за деньги, которые любой дворянин назовет смешными. Неужели это та самая Россия, страна огромных возможностей, о которой ты говорил? – с горечью произнес кузен.

Я вздохнул, посмотрел на закопченные бревенчатые стены. Да, Россия всегда была лакомым кусочком для многочисленных негодяев и прохиндеев, сбежавшихся, как шакалы, со всего света. Им удавалось взлететь ввысь по служебной лестнице, сколотить огромное состояние, оставить после себя кровавый след… А те иноземцы, нормальные честные люди, что искренне хотели приложить свои таланты, ум, мастерство на благо новой родины… Как складывалась их судьба? Не тяжело ль было преодолевать застарелость и косность дурацких обычаев, лень, невежество и извечное российское разгильдяйство?

Сколько их сложило головы на поле брани под нашими знаменами? Сколько дало потом ученых, полководцев, великих литераторов, наконец! Пушкин, Лермонтов, Тургенев… Да что говорить! Но как-то отвечать кузену следовало.

– А на что ты рассчитывал, Карл? Думал, сразу все с неба посыплется, как из рога изобилия?

– Нет, но… – смутился кузен.

– И правильно, что не думал. Да, мы с тобой пока всего лишь рядовые гренадеры – нижние чины. Но, с другой стороны, служим в императорской лейб-гвардии, а значит, у нас больше возможностей пробиться наверх. Допустим, остались бы мы в Курляндии, что, было бы лучше?

– Смеешься, Дитрих?! Ты не хуже меня знаешь, какая жизнь на родине. Курляндия бедна, после войны остались одни пустыри. Мы нищие как церковные крысы. Только на словах – дворяне, а за душой ничего. Ничего, кроме чести, – грустно ответил кузен.

– Вот именно! Здесь в любом случае не хуже. Да, мы не получили офицерского чина, да и вряд ли могли на него рассчитывать. Но ты слышал, что говорил Нащокин: впереди война с Турцией. Война долгая, кровопролитная. И в то же время – она дает шанс отличиться. А ведь мы обязательно отличимся, Карл. Ты мне веришь?

– Тебе верю, – улыбнулся кузен.

– И правильно делаешь, – сказал я, а сам закрыл глаза и попытался убедить себя, что не занимаюсь самообманом.

Да, другого способа приступить к выполнению моего плана нет. Хоть кровь из носу, а надо сделать шаг вперед. Пока что я плыву по течению, пора расчехлить весла и грести в нужную сторону. Но как же это непросто!