Однажды мы увидели здесь же самое невероятное и самое прекрасное, что даёт нам жизнь, чем мы все обязаны жизни – любовное действо. Это было потрясением, от которого мы потом никак не могли освободиться. Было стыдно и сладко одновременно. Хотелось зажмуриться и отвернуться, но это было не под силу. Глаза смотрели, и жадно, сквозь потолочную расселину, наслаждались неведомым.
В один из субботних дней наша Пампушка пришла купаться гораздо позже других. Она, осторожно переступая босыми ногами по цементному полу, ещё не привыкнув к теплу и сырости, зябко ёжась, поставила свой таз на лавку. Бабы, беззлобно переругиваясь между собой, отдыхали в предбаннике. Прачечная была пуста и жарко парила. Пампушка принесла ещё один таз с водой и, усевшись прямо в него, болтала свесившимися ногами, сладко охая.
Но здесь надо остановиться и рассказать вот о чём: у старого культяпого Шибряя был сын, Мишка Глот, прозванный так с детства за зычный голос. Мишка только что вернулся из армии. Красивый и статный, совсем не похожий на Шибряя, он был завидным женихом для местных невест. Пользовался молодой Шибряй успехом не только у вчерашних выпускниц, но и у дам понадёжнее – у выручалок, которыми наше село в ту пору не бедствовало. То ли наши бабы были до этих дел жадные, то ли мужикам была водка больше по вкусу, но желающих порезвиться на стороне, особенно с молоденькими, всегда хватало. И они, самые охочие, вроде невзначай, жужжа, как мухи, кружили возле парня, обучая его самому древнему искусству, искусству любви и обольщения. Прилежный ученик схватывал столь высокие и необходимые науки, как говорится, с ходу.
Вот он-то, этот Мишка Глот, как раз и работал шофёром в нашей районной больнице, одновременно выполняя ещё и всякую хозяйственную работу. Что починить-подремонтировать – за Мишкой дело не станет, Мишка всегда готов. Канализация забьётся или водопровод прохудится – без молодого Шибряя никуда. Главврач с ним за эту грязную работу расплачивался, к взаимному удовлетворению, обычно спиртом.
На этот раз, используя безотказность парня, бабы, выходя из предбанника, решили подшутить, и сказали Мишке, чтобы он починил в прачечной кран. Об чём разговор! Быстро сбегав в мастерскую за ключами, Мишка Глот, ничего не подозревая, шагнул в парилку, где наша Пампушка стояла спиной к двери и, широко расставив ноги, беспечно намыливала голову, низко нагнувшись над тазом. Имея в таких делах опыт и сноровку, Мишка не шарахнулся обратно на улицу, а, положив инструмент, медленно, крадучись, подошёл к купальщице. Мы видели, как он, улыбаясь от восхищения, медленно одной рукой взял девушку за талию снизу, а другую руку положил на крепкие розовые ягодицы. Ещё не понимая, что с ней, наша пассия, резко вздрогнув, быстро обернулась. Мыльная пена, попавшая в глаза, мешала ей, и она стала руками протирать их. В это время Мишка крепко прижал к себе охнувшую девушку, не давая ей шевельнуться. Пампушка, узнав Мишку, упёрлась руками ему в грудь, тяжело дыша и медленно откидываясь назад. Жадно поймав губами ягоду соска, Мишка одной рукой придерживал девушку, а другая его рука скользнула под низ живота, отчего мокрое тело вдруг сразу обвисло и стало податливым, как после ножевого удара. Прерывистое дыхание стало глубоким и всхлипывающим. Мишка осторожно опустил девушку на лавку, опрокинув на пол таз с водой. Пампушка тут же очнулась, как от глубокого обморока, и что-то невнятно забормотала. Её матово-белые ноги были безвольно раскинуты, приоткрывая узкие тёмные губки с маленьким, чуть прикушенным розовым язычком посередине. Мишка, быстро прикрыл ладонью это сладостное видение, эту тесную щель, через которую протискиваются неисчислимые легионы, заселяя нашу планету. Теперь крепкие мужские пальцы хозяйничали у самого её устья.
От лица и шеи девушки, от тугих налитых сосков Мишкина голова стала медленно опускаться всё ниже и ниже. Сквозь томные всхлипы до нас доносилось быстрое: «Не надо, не надо!» Мы с другом уже было хотели прийти девушке на помощь, рискуя быть поколоченными, но в словах сквозило что-то такое, отчего нам вдруг расхотелось покидать столь грандиозное зрелище.