Гусь Фриц

Рок. Призрачное чудовище, которому Бальтазар невольно скормил детей, внуков, правнуков и праправнуков своих. Рок, исторически являвшийся в образах многоглавой германской Гидры, опутавшей Россию, пьющей ее чистую народную кровь, крадущей ее капиталы; в образах фашистской Гидры, рассылающей шпионов, «хитрых змеев болот», проникающих в Страну Советов, отравляющих колодцы, ищущих черные души предателей, сплетающих сети коварства и лжи.

Рок.

Стоя у входа в старое университетское здание, глядя на барельеф над воротами – пухлый младенец, играя, обнимает череп, а над ним пересыпают минуты песочные часы, – Кирилл думал: не есть ли он такой младенец, беззаботно играющий с костями мертвых, тогда как некие часы уже отсчитывают время его судьбы? Не есть ли его попытка восстановить прошлое такая же опасная химера?

Просто работай, сказал себе Кирилл. Пиши книгу. Ты не в ловушке, тебе открыт весь мир. Ты, в отличие от предков, всегда можешь уехать, сменить страну, жизнь, биографию. Ты не в ловушке идентичности. Поэтому трагедии не случится.

Он развернулся и пошел к вокзалу.

* * *

Возвратившись в Москву, Кирилл с новым, неизведанным чувством отправился на Немецкое кладбище к могиле Бальтазара. Теперь он – единственный на свете – владел тайной души неистового апостола. Кириллу показалось, что он нарушил загробный покой, сломал печати; Бальтазар хотел унести некоторые вещи с собой в могилу и потому не рассказал о них даже детям, а Кирилл проник в его тайну.

Самолет за три часа покрыл расстояние, на которое у Бальтазара ушло три недели. В Россию с ним прибыл младший брат, Андреас.

Бальтазар еще из Германии вступил в переписку со старым князем Урятинским – наверное, кто-то из вельмож Цербстского двора свел молодого врача с родовитым сановником. Кирилл предполагал, что Урятинскому в планах Бальтазара была отведена роль первой ступеньки, ведущей к трону; молодой честолюбец и пророк надеялся в скором будущем быть представленным императору и поразить самодержца чудесами гомеопатии, положить начало гомеопатическому крещению империи.

В Москве Бальтазара давно ждал старик Лодер. Христиан Иванович лично знал Николая Первого, младшего брата своего властительного пациента Александра, и состоял с царем в переписке. Вероятно, Бальтазар рассчитывал устроить в имении князя Урятинского гомеопатическую лечебницу, представить плоды ее работы сперва князю и Лодеру, а затем, при их посредничестве, самому царю.

В переписке Бальтазар, как ловкий торговец, намекал Урятинскому, что в Германии найдено средство, ведущее, возможно, к обретению вечной молодости, и гомеопатия уже ныне излечивает недуги, неподвластные кровавой, мясниковской аллопатии. Видимо, Бальтазар не хотел пускаться в объяснения о сути гомеопатического метода, полагая, что дряхлеющего вельможу надежнее соблазнить сиянием фальшивых бус.

Возможно, Лодер, давно живущий в России, предостерег бы Бальтазара против Урятинского, возможно, он делал это в письмах; но Бальтазар не смог встретиться с давним наставником отца – в Москве свирепствовала холера, и его задержали на кордоне, не пустили в город.

Лодер умер через два года.

Кирилл зашел на могилу Лодера, там же, на Немецком, – а где еще он мог быть похоронен? Старый памятник, видимо, разрушился, его восстанавливали уже в советское время, поставив неказистую гранитную плиту и написав ЛОДЕР Х. И. – будто в каком-то бюрократическом списке, перечне пенсий или наград.

Могилы Лодера и Бальтазара оказались недалеко друг от друга – в то время кладбище было гораздо меньше. И Кирилл думал, скольких бедствий удалось бы избежать, если бы эти двое, разминувшиеся из-за эпидемии, встретились.

У холерного кордона разошлись дороги Бальтазара и Андреаса, о котором впоследствии мало что было известно: то ли остался в России, то ли возвратился в Германию. Кирилл, увлеченный Бальтазаром, о его младшем брате не думал, помнил только, что, по сведениям генеалогического древа, тот рано умер, не оставив значимого следа в истории семьи.

Бальтазар же вынужденно отправился в имение к Урятинскому; холера не оставила ему выбора.

Прадед Арсений, военный врач, иногда цитировал в своих дневниках записи Бальтазара, оставленные для потомства и потерянные или уничтоженные, вероятно, в Гражданскую войну. Он приводил собственноручные строки Бальтазара: «семь лет работал, проживая в усадьбе у благодетеля моего, князя Урятинского».

Прадед Арсений не придал значения очевидной пустоте этих строк, уложивших семь лет в двенадцать слов. Или, скорее, прадед просто не знал, кто такой на самом деле князь Урятинский: наследники вельможи приложили много сил, чтобы пресечь ходившие о нем в свете слухи, «очистить» наследство и род, вернуть себе карьерные позиции.

Да и сам Кирилл пропустил бы эту фамилию, счел бы семь первых лет Бальтазара просто потерянным временем, если бы не странная мгновенность последовавшей затем метаморфозы: превращения из апостола в обычного человека.