Эти ступени одолеваются отчасти природой, отчасти человеческим усердием. Ибо, как сообщает Платон в шестой [книге] «О государстве», любой будущий философ должен быть самой природой предрасположен, во-первых, к легкому и быстрому [усвоению] всех родов наук[533]. Во-вторых, пусть он будет от природы правдив и совершенно чужд всяческой лжи[534]. В-третьих, пусть, презрев все, подверженное тлению, он направляет ум к тому, что пребывает неизменным. Надобно ему также быть великодушным и отважным – ни смерти не страшиться, ни суетной славы не желать. Кроме того, ему некоторым образом надлежит родиться уравновешенным, а те части души, которые обычно влекутся страстями, воспринять от природы укрощенными. Ибо всякий, алчущий мудрости, обращает ум к созерцанию божественного и пренебрегает наслаждениями тела. Далее, философ должен быть свободен духом. Ибо ценить ничтожные вещи – противно и весьма отвратительно для того, кто намеревается созерцать истину. Если же он будет изо всех сил стремиться к истине, воздержности, свободе, то воля его сверх того возлюбит справедливость.
Как видно, ему более всего необходимы острота ума, память и величие духа[535]. Если сии три дара природы, или острота ума, память, великодушие, сочетаются с обучением и подобающим воспитанием, то это произведет мужа совершенной добродетели. Если же ими пренебрегут, это станет причиной величайших злодеяний, говорит Платон[536]. Следовательно, по отношению к этой природе должна быть проявлена величайшая человеческая забота, и тот, кто столь одарен от природы, пусть с самого детства изучает буквы, первоосновы всех наук. Благодаря же игре на кифаре его дух должен сделаться неуравновешенным[537]. Тело следует упражнять гимнастическими играми, чтобы хорошее [физическое] состояние способствовало изучению философии. Между тем, следует внушать ему основоположения наилучших законов. Дух подростка следует так формировать добродетельными назиданиями, чтобы он стал умеренным и умиротворенным. Сие моральное воспитание называют этикой.
Когда же ум, освобожденный посредством вышесказанного от волнения влечений, начнет отрешаться от тела, тогда его [философа] сразу надо обучать математическим наукам, которые имеют отношение к числам, плоским и пространственным фигурам и к их размеренным движениям. Ибо числа, и фигуры, и соотношения движений относятся в большей степени к мышлению, нежели к внешним чувствам; посредством их изучения дух отделяется не только от телесных влечений, но и от чувств, обращаясь к внутреннему размышлению. Оно суть приготовление к смерти (Платон писал в «Федоне», что оно – обязанность философа[538]), посредством которого мы уподобляемся Богу, как узнаем из «Федра» и «Теэтета»[539].
В овладении же указанными науками у платоников [такой] порядок[540]: за арифметикой должна следовать геометрия, за геометрией – стереометрия, потом астрономия, и, наконец, за астрономией – музыка. Ибо числа предшествуют фигурам, а плоские фигуры предшествуют пространственным. Неподвижные же тела первичны по отношению к движущимся. Порядок же и соотношения голосов следуют за движением. Итак, арифметика, которая имеет дело с числами, предшествует; [за ней] следует геометрия, изучающая плоские фигуры, далее идет стереометрия, рассматривающая пространственные [тела]; четвертое место занимает астрономия, которая рассматривает движение пространственных тел, то есть сфер. Последняя – музыка, которая исследует порядок звуков, порождаемых движением.
Когда это усвоено[541], Платон предлагает диалектику, то есть науку о доказательстве истины. Он утверждает[542], что диалектика – не только логика, которая обучает начальным и ничтожнейшим правилам умозаключений, но и высокое искусство подготовленного ума, предназначенное для постижения самой истинной и чистой сущности всех вещей посредством вначале физических, затем метафизических приемов, чтобы быть в состоянии разуметь все и, наконец, чтобы свет разума постиг природу чувств и тел, и были познаны бестелесные формы вещей, кои мы зовем идеями; через них будет узрен сам единый источник всех форм, рождение и свет умов и душ, начало и конец всего (его Платон именует самим Благом).
Сие узрение есть мудрость, любовь к которой совершенно правильно именуется философией. После того, как душа философствующего созерцала первое Благо само по себе, на этом основании он судит о том, что в делах человеческих хорошо, а что плохо; что постыдно, а что добропорядочно; что вредно, а что полезно. По этому примеру он устраивает все дела житейские, отвращая от зла, направляя к добру; и, руководствуясь этим благоразумием, он вершит свои собственные, семейные и государственные дела; учит законам и способам управления. Так возникают законы.