Группа крови: повесть, рассказы и заметки

Понимание этой простой и непреложной истины в большой степени свойственно членам королевских домов Скандинавии и Испании. Там почти все благопристойно, тихо, ничто не оскорбляет даже самых суровых моралистов и не распаляет воображение толпы. А нравы британских Виндзоров в течение почти всего прошлого столетия были источником соблазна для подданных и пополняли аргументы противников монархии как института. Начиная с тридцатых годов, когда Эдуард VIII отрекся от престола ради разведенной американки, Виндзоры своей частной – точнее, несчастной – жизнью постоянно давали пищу для пересудов, позволяя себе то, что допустимо для голливудских звезд, но никак не для особ королевской крови. История Чарльза, Дианы, Камиллы и всех, кто имел к ней отношение, стала главной и самой соблазнительной среди подобных историй.

Что будет теперь? Станет ли через какое-то время королем (и, заметим, соответственно главой англиканской церкви) разведенный и женатый на разведенной Чарльз Виндзор или трон перейдет его сыну Уильяму? И так ли уж безукоризнен этот юноша из неблагополучной, как у нас принято говорить, семьи? И не надоест ли окончательно монархия британцам, ставшим свидетелями драматических, трогательных, но не совсем подобающих будущему монарху поступков принца Чарльза? Захотят ли они жить, имея не королеву, а лишь принцессу-консорт, которой будет леди Камилла? Не рухнет ли, в конце концов, от всего этого династия? Тревожные вопросы для всех, кто считает монархическое устройство разумной традицией, доказавшей уже в наше демократическое время свою полезность во многих странах…

Впрочем, мой счет за XX век к британцам другой. Царственного кузена Ника с семьей не приютили, белых казаков отдали на растерзание большевистским людоедам… Ну, Бог им судья. За корону Он спрашивает строго.

…А любовь никогда не бывает счастливой. Если же влюбленные добиваются счастья, не считаясь с ценой, – за это, как правило, платят несчастьем многие другие.

Старье не берем

Вышел из строя холодильник, проработавший пятьдесят два года.

Оказывается, столько живут.

В 1965 году моей тогда вполне еще юной жене, точнее еще не жене, записанной, как положено советскому человеку, в очередь на покупку холодильника, сообщили, что в ближайшее время поступления отечественных аппаратов не ожидается, но можно купить финский. Тем, кто записан на дешевую «Оку», предлагается небольшой UPO, а жаждавшим ЗИЛа – дорогой Rosenloew. На финские желающих почти нет, потому что они подороже, а запасные части для них наверняка будет не достать.

Отважная жена купила UPO, и он проработал, как сказано, с лишним полвека. За это время в доме перебывали его напарники – и один из последних советских «Мир», безнадежно вышедший из строя на втором году, и купленный в первое последефицитное время шикарный по тем меркам Siemens, уже ремонтировавшийся раза три, и, совсем недавно, роскошный гигантский Bosh, первый раз сломавшийся на следующий день после истечения гарантийных месяцев… А поселившийся на дачной веранде и назначенный хранить еду для кошек и собак финский трудяга средних человеческих лет все работал и работал, и никакие запасные части для него так и не понадобились. Он умер тихо однажды ночью, и мы, снисходя к возрасту, решили не терзать его реанимацией.

За последние примерно тридцать лет мир вокруг нас решительно изменился – он наполнился совершенно новыми предметами в сущности одноразового пользования. Срок их службы, как правило, определяется сроком гарантии, после истечения которого они начинают бесповоротно рассыпаться. Между тем, это все продукция вполне почтенных мировых фирм, правда собранная в основном в Китае и Малайзии, но под громкими именами. Логично предположить, что ее недолговечность продумана и запрограммирована, что она есть важная часть нынешней стратегии, общей для всей индустрии потребительских товаров. И никакого открытия в этом нет: общеизвестно, что ремонт мобильного телефона стоит практически столько же, сколько новый прибор, японские и корейские автомобили безукоризненно ездят все гарантийное время, потом же мгновенно стареют, как клонированные животные. Моя первая Motorola в металлическом корпусе, представлявшая собой мобильный телефон и только, многократно падая на кафельный пол, исправно прослужила пять лет. А предпоследний iPhone, в котором собственно телефонные функции просто терялись среди интернетных, фотографических и игровых, выдержал год и отказал категорически. Моя телевизионная «тарелка» нормально действовала месяцев десять, потом в ней заменили электронику – ремонту практически не подлежала – и новая сломалась тут же…