Грумер для Фавна

— Что ты дала им такого, что они платят тебе такой преданностью?

— Я им ничего не давала! — я стряхнула с себя неуверенность. — Преданность, как и любовь, невозможно купить. Ее не дают в долг и не оплачивают ей услуги.

— Даже самые близкие люди всегда хотят получить что-то взамен за то, что находятся рядом. Это не обязательно деньги, они могут хотеть защиты, заботы, но всегда чего-то хотят взамен.

— Вы не верите в бескорыстие?

— Мы уже настолько разошлись во мнениях, что стали опять на «вы»? Надеюсь, разногласия не испортят нашего сотрудничества.

— Сотрудничества нет. Но хорошее отношение — это не тоже, что хорошая сделка.

— Даже самые бескорыстные люди, которые посвятили свою жизнь помощи другим, ничего делают не просто так.

— Они не просят ничего взамен, — я начинала сердиться.

— Материальных вещей они и не просят, — спокойно отвечал Деон, — но это им и не нужно. Не все люди зависимы от физических предметов. Иногда люди зависимы от эмоций и чувств. Им важно получать отдачу в виде благодарности. За валюту добрых поступков они покупают уважение других людей и уважение к самому себе.

— Как вы можете, то есть ты можешь, — поймала я вопросительный взгляд фавна, — перевести любые чувства в цифры!

— Я это и делаю. Пойдем, покажу, — он поставил на поднос бутерброды и коктейли, и направился обратно в свой кабинет. Поставив поднос на стол, он нажал на рычажок около стены, и под потолком зажглось множество свечей. От яркого света я прикрыла рукой глаза.

— Смотри, — он подошел ко мне, взял мои руки в свои и развел в стороны.

Мы оказались очень близко. Служанка и хозяин не должны быть настолько близки. Запах лаванды сводил меня с ума, но Деон повернул меня лицом к двери. По бокам от двери висели многочисленные рамки, но без изображений. Я подошла ближе. «Хранителю города», «Лучшему экспериментатору», «Мы вас любим» — гласили надписи на каждой из них.

— Эти благодарности я получаю от жителей города. Они дарят мне их взамен на организацию ярмарки, проведение водопровода, отопления и света в их дома и за возможность работать и быть востребованными. За все это они платят такими вот грамотами.

— Но тогда получается, что это купленные благодарности?

— Пфф, — усмехнулся Деон, и теплый выдох приятно защекотал мне шею, — платить за фальшивые благодарности — бездумное расточительство. Они все настоящие, подпитанные искренним желанием сказать мне «спасибо».

Я резко развернулась и подняла голову, чтобы посмотреть ему прямо в глаза.

— Но тогда получается, что вы покупаете себе удовольствие от искренней благодарности?

— Да, мне нравится получать искреннюю признательность, — без тени смущения ответил он, — я этого и не скрываю. Не прячу за маской порядочности и добродетели, а говорю прямо, что и сколько хочу получить взамен.

— Так, наверное, тяжело жить, — я отодвинулась в сторону, разглядывая остальные грамоты.

— Наоборот, так проще. Я не растрачиваю свое время и энергию на тех, кто не готов мне отплатить хоть чем-то. Ты наверняка сможешь мне сейчас назвать хоть одного человека, который отдавал себя намного больше, чем ему давали взамен. Подумай.

Мне даже думать не пришлось. Тут же в памяти встал образ Сони, которая бегала за управляющим, пекла ему вкусные булочки, стирала рубашки, соглашалась на любую тяжелую работу, лишь бы быть рядом. Но взамен получала лишь работу тяжелее и ни одного «спасибо», ни одного теплого слова.

— Хотела бы, — Деон увидел мое замешательство, — чтобы тот, кто отдает, получал равнозначный обмен? Или ты считаешь, что только отдавать, ничего не получая, выгодно?

— Невыгодно, — вынуждена была я согласиться, — неправильно и обидно.

— Так что выкинь эту благотворительную чушь из головы и умей просчитывать, сколько ты отдаешь и сколько получаешь. И в первую очередь, в плане эмоций, — он протянул мне поднос. — Дети, наверное, заждались.

Я взяла поднос и пошла наверх. Образ Сони, которая без памяти была влюблена в управляющего, не выходил у меня из головы. С одной стороны, мне было жаль смотреть, как подруга увивается за тем, кто никогда на нее не посмотрит. Но с другой — могла ли она перестать любить его, здраво делить чувства и давать ровно столько, сколько от нее требовали? Вряд ли. Если бы я влюбилась, я бы отдавала себя всю. Ведь если ты ведешь подсчет поцелуям и объятиям, это не любовь, это экономика какая-то.

Дети меня уже ждали у дверей комнаты.

— Лута, мы есть хотим. А ты ходишь где-то.

— Вот, — протянула я им поднос, — герцог сделал вам лепешки и коктейли.

— Что это? — Марти тут же сунул палец в пенную шапку коктейля и облизал. — Это вкусно.

Айка залпом выпила весь стакан.

— А он ничего, герцог этот, — смахнула она пенку с носа, — и чего ты фавнов так не любишь? Вон, как вкусно готовит.

— Дело же не только в поварских талантах, — взяла я лепешку с тарелки, — хотя ужин у него получился отменный.

— Давай съедим у фавна всю буженину? — предложил Марти. — Пусть сидит голодный.

— Лопнешь, — потрепала я мальчишку по голове.

— А что, там так много еды? Больше, чем у графини?