Грозовое лето

— Видишь! — восхищенно воскликнул полковник. — В царской армии отлично готовили унтер-офицеров. У нас теперь фельдфебели ротами командуют! — И громко, словно на митинге, прокричал: — Если не хочешь бороться за независимый Башкортостан, за свободу родного народа — уходи! Удерживать не буду. Генерал Ишбулатов, восьмидесятилетний старец, добровольно пришел в ряды национальной армии! А ты… Стыдись! Трус!..

Кулсубай побагровел от обиды.

— Я не трус!

— Значит, дезертир, если не хочешь защищать башкирскую землю от большевиков!

И полковник, сверкая голенищами сапог, резво сбежал с лестницы.

Джигиты окружили Кулсубая, обрушились с упреками:

— Да как это возможно — с начальником спорить, агай! Ты же себе навредишь!.. А от мобилизации не освободят, нет!

— Гляди, как бы в тюрьму не угодить!

— Не надо было в Оренбург приезжать. А уж если приехал…

— Неужели восьмидесятилетний генерал? — изумился Кулсубай.

— Во-во, назначили командиром Башкирского корпуса. И в звании повысили: был генерал-майором, теперь генерал-лейтенант. Чтоб сравняться с русскими генералами.

— Кто же ему присвоил такой чин?

— Наш Башкирский военный совет.

В тот же день Кулсубай увидел генерала Ишбулатова, шествующего в сопровождении полковника Галина по двору Караван-сарая. Старик крепился изо всех сил, но голова его мелко тряслась; усы и венчик волос вокруг лысины были уже не седыми, а зелено-пегими. С трудом он подносил руку к козырьку фуражки, отвечая на приветствия казаков.

«И зачем мучают несчастного? Дали бы умереть спокойно…» — вздохнул Кулсубай и пошел в восемнадцатую комнату, не зная, какая судьба его самого-то ждет.

В просторной полутемной комнате толпились солдаты. Жилистый рослый поручик, развалившись в кресле за огромным столом, залитым и чернилами, и сургучом, отчаянно ругал понурого солдата. Увидев вошедшего Кулсубая, он запнулся, затем грубо спросил:

— А ты по какому делу?

— Сами же вызывали. — Кулсубай пожал плечами.

— Башкир?

— Конечно, башкир.

— Подожди, сейчас придет делопроизводитель, — мягче сказал поручик и опять обрушился на ссутулившегося солдата: — В тюрьме сгною!.. Мы спасаем башкирскую землю от большевиков, а он, видишь ты, отправился на три дня домой. В бане париться! С женой миловаться!

Кулсубаю вовсе не хотелось слушать брань рассвирепевшего поручика, и он вышел в коридор, закурил. На стене висело объявление, арабские письмена выцвели от солнечных лучей, пожелтели.

«Предписание Башкирского военного совета волостным управам о борьбе против лиц, уклоняющихся от службы в белых войсках и ведущих революционную агитацию среди населения.

6 июля 1918 г.

Волостным управам категорически приказывается: солдат, дезертировавших с фронта, а также лиц, скрывающихся от военной службы, препроводить под конвоем в штаб полка.

Лиц, распространяющих ложные слухи о междоусобных стычках и занимающихся распространением всяких измышлений, пытающихся создать раскол среди народа, также препроводить в штаб полка.

Председатель Военного шуро[2] Валидов.

Секретарь Мухамедьяров».

Кулсубай разбирал арабский алфавит с трудом, читал медленно, вполголоса.

Ниже было наклеено распоряжение башкирского правительства от 1 июля 1918 года: