Гром гремит дважды

А я не уходил — хотя это было самым разумным, что мог сделать. Я стоял, смотрел на директора и думал о том, как убью эту мразь. Меня, неподвижного, обтекала толпа. Неудивительно, что директор это заметил. Подошёл ко мне. Скривился:

— Ты так быстро выздоровел? Я думал, что до конца жизни будешь прятаться за юбкой медсестры.

— Медсестра Яню не носит юбки.

— Что-о? — Очки у директора полезли на лоб.

— Она ходит в халате, — пояснил я. — А вы о чём подумали?

Директор побагровел.

— Это был мой первый вопрос. Отвечать вы, судя по всему, не собираетесь. Тогда задам другой: за что вы меня так ненавидите? — Вопрос вылетел сам собой, я не собирался его задавать.

А задав, вдруг понял — эта гадина действительно меня ненавидит. Люто и яростно. Меня — сопливого пацана, находящегося полностью, как он думает, в его власти.

— Ты не заслуживаешь моей ненависти, — процедил директор. — Я тебя презираю. За то, что ты так и не понял: это место станет твоей могилой. Обычно здесь быстро соображают, что к чему — но ты, похоже, слишком тупоголовый.

Ничего нового директор не сказал.

— Вы не поняли, — медленно проговорил я. — Я вспомнил. Вспомнил всё, что было «до». То, как вы держали меня взаперти. Как приказали избить и бросили умирать. И я говорю не о том, что происходит сейчас. Не об этой школе. Это было «до» — до того, как я сюда попал. Тогда, в прошлой…

— Что за чушь? — оборвал меня директор. Он презрительно кривил губы. — До того, как сюда попасть, ты побирался вместе с калеками, воровал жратву и шарил по карманам туристов на рынке в Байшане. Как оказался на улице — понятия не имею, вероятно, точно так же, как половина тех, кто окружает тебя сейчас. Общество отвергло тебя! Ты превратился в отбросы и смердел — до тех пор, пока не попался во время облавы. Одно могу сказать точно: я в Байшане никогда не был. И мне уж точно не пришло бы в голову забираться за двести километров от дома для того, чтобы держать взаперти никчёмного мальчишку… Нет, Лей. Я никуда не ездил. Я ждал тебя здесь! И, как видишь, дождался.

В следующую секунду директор выдернул руку из кармана.

Глава 37. Вопросы без ответов

Я машинально ушёл от удара. Вскинул руки в защитной стойке. А директор, негромко рассмеявшись, покачал головой.

— В твои годы рановато быть таким нервным, Лей. — Он развернул бумажный носовой платок, который вытащил из кармана.

Неторопливо вытер им лоб и бросил на землю. Платок накрыл растоптанную таблетку. Директор развернулся и ушёл.

А я застыл, глядя на платок — белый бумажный лист на тёмной поверхности. Перед глазами поплыло.

Белый бумажный лист на тёмной поверхности стола.

Я смотрю на него долго, бесконечно долго. Решение уже принято, и назад пути нет. Я знаю это, но всё же почему-то медлю. Закрываю глаза. Открываю и снова смотрю на лист. Как будто жду, что открою глаза — и лист исчезнет. А вместе с ним исчезнет необходимость делать то, что собрался. Я просто задержался на работе, задремал за столом, как иногда случалось, и всё, что произошло — мне приснилось.

В глубине души я знаю, что это жалкий самообман, не более. Злюсь на себя. И в конце концов придвигаю к себе лист.

Начальнику Управления

Заявление об увольнении по собственному желанию

Прошу уволить меня с занимаемой должности.

Ставлю дату и вывожу подпись: Громов Леонид Михайлович.

Отодвигаю от себя лист. Вот и всё. В моём случае ни о каких «двух неделях отработки» речь не идёт. Таких, как я, всегда увольняют сразу, одним днём.

Что ещё?.. Ах, да. Надо собрать личные вещи. Хотя у меня вещей-то — раз-два и обчёлся, не люблю обрастать барахлом.

Взгляд падает на стоящую на столе фотографию в рамке. Сколько лет назад я поставил её сюда — не вспомню.