Гром гремит дважды

— Лей, — произнёс директор, посверкивая очками. — Опять Лей. Знаешь, а я слежу за твоими достижениями. Первый день — залёт в карцер. Потом — прогулки по ночам. Теперь — драка. И попытка побега.

— Побега? — Я удивлённо захлопал глазами.

Директор тяжело вздохнул и опустился на край моей койки.

— Побега, Лей. Побега. Не думай, что я поверил твоей подружке. Слова борцов тоже достигли моих ушей, и их версия показалась мне куда более правдоподобной.

Я всеми силами старался изображать недоумение.

— Отличный был план, — говорил директор, пока его рука ощупывала загипсованную ногу. — Я даже искренне восхитился.

— Не понимаю, о чём вы…

— Всё ты понимаешь. Но не бойся, я не рассердился. На самом деле я тебе даже благодарен. Ты показал мне дыру, и я её заделал. Клан Чжоу очень трепетно относится к своим внутренним ресурсам. Клану Чжоу не нравится, когда что-то, принадлежащее ему, бесконтрольно выходит на улицы. — Рука погладила гипс. — Я сообщил о злоупотреблениях, которые позволяли себе те, кто привозит продукты. С этими людьми… — директор усмехнулся, — уже поговорили. Больше они не позволят себе такого.

Он легонько пристукнул по гипсу. Боль взорвалась в ноге маленькой бомбочкой, поднялась вверх и умерла. Директор пытливо вглядывался мне в лицо, но я не порадовал его ни криком, ни гримасой. Чтобы заставить меня корчиться от боли, нужно что-то посильнее. Такое, например, как пуля в грудь и падение с моста на крышу поезда.

— Лей — герой, — улыбнулся директор. — Лей — настоящий герой школы Цюань. Когда ты отсюда выйдешь, все будут чествовать тебя, носить на руках. И твои подружки из кухни, и твои друзья-борцы. И все остальные — тоже.

Он резко встал с койки и повернулся к врачу.

— Сколько он тут пролежит?

— У него сломана нога, — забормотал врач. — В зависимости от того, как будут срастаться кости. Полагаю, через неделю сможет ходить с костылём. Может, через две недели…

Директор метнул на меня яростный взгляд.

— Везучий сопляк.

Он быстрым шагом вышел из палаты. Врач посмотрел на меня рассеянно и тоже удалился. Я остался наедине со своей болью и со своей памятью, которые шли рука об руку.

— Нас-тя… — прошептал я.

Во сне я говорил не по-китайски, это точно. Но сейчас не мог вспомнить ни слова из того языка. Даже имя девушки, которая отважилась спуститься в подвал вместе со мной, с трудом получилось произнести.

— Да кто же я такой?

Закрыл глаза. В темноте парил жёлтый дракон.

— Кто я? Расскажи мне всё, я хочу знать!

Но дракон молчал, мерно взмахивая крыльями. Наблюдая за переливами его золотых чешуек, я вновь провалился в забытьё, на этот раз не разбавленное никакими видениями.

* * *

Очнулся я от прикосновений. Ласковых, тёплых и влажных прикосновений к груди. Открыл глаза.

— С пробуждением, — улыбнулась медсестра Яню.

— Ага, — хрипло ответил я и, откашлявшись, спросил уже нормальным голосом: — Что вы делаете?

— А на что похоже?

Было похоже на то, что она обтирает меня жёлтой губкой. Я заворожённо следил, как губка скользит по груди, по животу, медленно улетает и тонет в стоящем на стуле тазике, подчиняясь руке Яню.

— Я впечатлена.

— Правда? Чем?

Там, куда я смотрел, и куда приближалась губка, впечатляться было особо нечем. Хотя и стыдиться тоже нечего.

— Я не первый год работаю в этой школе. И впервые слышу о таком отважном поступке. Новичок в одиночку вышел против пятерых борцов…

— Это не отвага, а глупость, — заметил я. — Отвага выглядит немного иначе.

— И ты знаешь, как она выглядит, Лей?

— Я много чего знаю…

Губка в последний миг изменила траекторию и скользнула по бедру здоровой ноги. Тёплая вода, тишина. За окном — глухая ночь. Лампы на потолке не горят, а свет — от настольной лампы, которая стоит на втором стуле.

— Интересно было бы узнать… много чего, — с улыбкой заметила Яню. Погрузила губку в таз, достала и медленно, будто наслаждаясь, выжала.

— Зачем ты это делаешь?

— Люблю чистоту. — Губка прошла по другому бедру, остановилась у гипса. — Мальчишки нередко пренебрегают чистотой. А зря.

Губка вернулась в таз.

— Яню, я серьёзно. Что ты…

Я не договорил, потому что Яню переместила губку на ту часть тела, которой до сих пор не касалась.

— Да, Лей? Ты что-то говорил.

Говорил, да. Но теперь говорить не получалось. Яню сжимала и разжимала губку, двигала вверх-вниз, с улыбкой глядя мне в лицо.

— Думаешь о своей подруге?

Яню убрала губку, намочила и подняла повыше. Медленно сжала. Струйки воды потекли по запястью, заползли под рукав белоснежного халата.

— Нет, — честно сказал я.

— И правильно. — Губка вернулась на прежнее место, заскользила вверх-вниз. — Она ничего не потеряет. О, прости. — Яню, не прекращая медленных движений, взяла другой рукой картонный стаканчик, притаившийся за лампой. — Ты проспал приём лекарства.

Картонный стаканчик приблизился к моему лицу. Я, сжав губы, мотнул головой:

— Нет… Пусть побудет у тебя.

Стаканчик вернулся на стул.

— Да, совсем забыла. У тебя ведь с болью особые отношения, да?

— Именно так.

— Интересно узнать, какие.

— Хочешь узнать?

— Очень хочу.

— Какая же ты любознательная…