Гром гремит дважды

Я покачал головой, усмехнулся. Настя… Как кухонный комбайн перемалывает всё, что видит и слышит. Но это и делает её бесценным сотрудником, от неё ни одна деталь не ускользнёт.

Тишина. Нет, эти ребята не сдадутся. Чем бы оних ни держал — держит крепко.

Настя двумя пальцами вытянула пистолет из кобуры, покачнула его и вдруг бросила вперёд, сама рванув следом. Парень был весь на нервах и открыл пальбу по пистолету. Настя завернула за угол, сшибла его с ног.

Когда я выскочил из-за угла, она уже сидела на нём верхом, заламывая руки.

— Сейчас, наручники, — прошептала она.

— Я подержу, — сказал я и приставил ствол к затылку стонущего парня.

Выстрел.

— Лей! — рявкнула Настя, вскочив с трупа.

— Вали всё на меня, я инвалид.

Я уже шёл дальше, туда, где из раскрытой двери бывшего склада вытекало призрачное свечение. Настя попыталась выскочить вперёд, я рванул её за плечо. Она что-то зашипела, но подчинилась. Всё-таки в паре был главным — я.

Я остановился возле двери. Услышал тот самый голос, монотонно произносящий непонятные слова. Сантиметр за сантиметром, миллиметр за миллиметром… Я вижу кусок пустого помещения, фигуру в пальто. Откуда же этот свет?

Плюнув на предосторожности, я шагнул в проём, направив пистолет между лопаток стоящего спиной человека. Он что-то держал в руке и бормотал, бормотал всё быстрее.

Слева от него на полу светился круг. Свет поднимался, будто в полу были установлены мощные лампы, но никаких ламп не было.

— Закрой рот, — приказал я. — Сейчас же, или я стреляю.

Надо было молча выстрелить. Но я не мог не посмотреть напоследок ему в глаза.

И он обернулся, продолжая читать заклинание. В руках у него была книга. Лицо…

Я не вижу лица. Оно будто светится, всё ярче и ярче, свет ослепляет, становится нестерпимым и превращается в темноту. И я лечу в темноте куда-то, ещё дальше, в прошлое, в ту ночь, когда я должен был умереть.

— Прострели-ка ему колено.

Выстрел. Колено взрывается болью, я слышу свой крик.

Прохладный ветер обдувает окровавленное лицо. Где я? Мост через железнодорожные пути. Я вижу внизу рельсы. Лежу на перилах, потому что стоять больше не могу.

— Принципиальный, да? — шипит кто-то на ухо. — Честный мент. Какая прелесть. Несгиба-а-аемый! А ну-ка…

Он дёрнул меня на себя. Руки у меня скованы за спиной наручниками.

Рука с кастетом бьёт в живот.

— А-а-а, ты глянь — согнулся!

— Дай я ему битой врежу.

— Давай. И кончаем урода.

Я слышу гудок приближающегося поезда. Удар по голове. Я отчётливо ощущаю, как трескается череп. Не понимаю лишь одного: какого чёрта я ещё жив, почему в сознании?!

— Ладно, мусор. Отдыхай!

Меня толкают назад, я переваливаюсь через перила. Выстрел, и страшная сила, ударившая в грудь, придаёт мне ускорения.

Я падаю, бесконечно долго падаю, грудь охватывает нестерпимым жаром. Это — жёлтый дракон. Он летит со мною рядом, палит меня огнём, терзает своими острыми, как лезвия бритвы, зубами.

Удар. Тьма…

Кто-то плачет во тьме. Слева, совсем рядом, только руку протяни. Но я не могу протянуть руку. Пройдут долгие недели, прежде чем я смогу, вопреки прогнозам врачей, шевелиться.

Всё, что я могу пока сделать — это открыть глаза, поднять эти две надгробные плиты.