Но если взаимоотношения Распутина с Лохтиной напоминали фарс, то с Александрой Фёдоровной они достигли уровня настоящей трагедии. Здесь духовный упадок непосредственным образом повлиял на историю России, не оставив не единого шанса выжить правящей династии.
По воспоминаниям родных Распутина, и, в частности его дочерей, которые приехали к нему в Санкт-Петербург в 1910 году, Григорий Ефимович вёл в столице привычный образ жизни. Одевался старец, как одевались тогда зажиточные сельские жители, причём постоянно ходил в сапогах. Со временем дешёвые рубашки он поменял на дорогие шёлковые, а сапоги заказывал у лучших мастеров. Зимой Григорий Ефимович ходил в дорогой шубе.
Что касается гастрономических предпочтений «старца», то и здесь он оставался крестьянином. Любил уху (из стерляди или осетрины) и ел много овощей – лук, огурцы, редис… Особым лакомством для него оставались ржаные (чёрные) сухари, они всегда были на столе у Распутина. Из напитков «старец» предпочитал чай и квас, но особую любовь Григорий Ефимович питал к вину, а именно к португальской мадере или нашей Сахре. Из сладкого он ел лишь орехи в меду да кусковой сахар и не был любителем пирожных и булок. Говорят, что благодаря Распутину в высшем свете возникла мода на сухари, которые даже готовились в ресторанах. Ржаной хлеб резали, поливали маслом и сушили в печах.
Так как сам «старец» ел руками, кроме супа, конечно, то и участницам кружка он раздавал за общим столом еду тоже руками. Этот общий пир, где великосветские дамы вкушали осетринку со своим кумиром, походил на тайную вечерю.
Об одном из обедов с Распутиным вспоминал профессор Александр Александрович Пиленко. Застолье проходило в доме Л.В. Головиной на Мойке, 104. Кроме А.А. Пиленко, приехавшего с супругой, на обеде присутствовали княгиня Т., две неизвестные профессору дамы и сестра милосердия, скорее всего Лаптинская. Все говорили вполголоса, «точно рядом с комнатой покойника»[98]. Когда Пиленко закурил, сестра милосердия ехидно заметила: «Которые курят, у тех душа прокоптиться; ан в рай то, жёлтого, не пропустят…».
Далее А.А. Пиленко описывает приход «старца»: «Распутин вошёл медленно, с развальцем. На нём были лакированные высокие сапоги, бархатные шаровары и рубаха на выпуск, лилового фая. Подпоясан он был толстым, белым кручёным, шёлковым же жгутом: – пейзан из балета или из первого действия „Евгения Онегина". Сверху всего этого бархата и шёлка посажена была мерзкая, явно непромытая голова: опухший нос, отёкшие глаза и засаленные волосы, „перьями" со всех сторон».
Все дамы вскочили со своих мест и выстроились целовать руку Распутина. Довольно быстро всех пригласили пройти в столовую. Распутин сел за обеденный стол первым, затем расселись все остальные. Перед «старцем» поставили щуку по-сибирски в ржаной муке, которую Григорий Ефимович начал молча есть руками; остальным подали суп. Специально для «старца» принесли бутылку мадеры – он наливал из неё в рюмку и пил, «.. облизывая губы, с ужимками старого алкоголика».
Через некоторое время за столом началось небольшое представление. Распутин наливал себе очередную рюмку вина, но отпивал лишь половину, и ставил бокал на стол. Тотчас Лаптинская или Муня, кто успеет, хватают рюмку и залпом выпивают то, что недопил «Святой Григорий».
Когда Григорий Ефимович основательно захмелел, между ним и присутвуюгцими состоялся любопытный разговор.
– Да!., умный вы человек, Григорий Ефимович, – заметил Пиленко.
Распутин подскочил на стуле, потёр руки, хлопнул ладошами над головой и буквально заржал:
– Ехе-хе-хи!.. А что, брат, ехе-хе-хи! Вот оно… что… братик… да! еххеххе… строгось нужна… строгось…
– Ну что, грязную мою рубашку носишь? – обратился «старец» к княгине. Она показала.
– То-то, носи, не сымай… Луш-ше тебе будет, – заметил Распутин и протянул княгине руку, обмазанную жиром. Она с чувством поцеловала.
– Дайте бумашку… я иму бумашку написать хочу… – закричал Распутин.
– Бумажку!., бумажку!.. – залепетали дамы, а Муня тотчас подала перо и белую бумагу.
Распутин долго смотрел на Пилипенко, закрывал то правый, то левый глаз, и, вздохнув, нарисовал что-то на листке.
– На!
На бумажке распутинским почерком значилось: «Твая мудрось выши света».
– С этой бумажкой вы далеко пойдете… ради Бога, не потеряйте только… Вы знаете?.. Вы знаете? – с волнением произнес кто-то.
Но так просто Распутин обедал дома или у своих почитательниц. Совсем иначе трапеза проходила в ресторанах и на званых ужинах, где подавались изысканные блюда. Очевидцем одного ужина с участием Распутина стал артист В.Ю. Вадимов[99]. Дело происходило в 1916 году на «Вилле Родэ». Вадимов приехал в разгар застолья. Кроме «старца» за столом сидели: его секретарь А.С. Симанович, И.Ф. Манусевич-Мануйлов, артист оперетты Валерский и две артистки кафе-шантана. Рядом с Распутиным стоял Адольф Родэ. Перед Григорием Ефимовичем на столе красовались бутылка водки и осетрина с хреном и огурцами.