Грифоны охраняют лиру

Повернувшись, он пошел к дому, ловко поворачиваясь среди каких-то колючих кустов, обступивших тропинку. Заметив, что Никодим мешкает и неуверенно ступает в темноте, он вернулся и, взяв его за рукав, повел за собой. «Здесь осторожнее», «здесь левее», «стоп, ступенька». «Осторожно, прикройте глаза, сейчас будет свет», — проговорил он наконец. Никодим послушно прикрыл веки; вспыхнуло бледноватое пламя карманного фонарика. Никодим открыл глаза и испытал мгновенный шок: мешковатая одежда незнакомца оказалась подрясником, а сам он — весьма юным (хотя и не настолько, как казалось прежде), но несомненно сущим в сане православным священником. «Удивлены?» — усмехнулся он. «А вам разве можно курить?» — не слишком деликатно парировал Никодим. — «В принципе не благословляется, но и строгому порицанию не подлежит. Оставляйте вашу сумку и пойдемте. Или хотите здесь отдохнуть?» — «Нет, пойду с вами. Дверь вы не запираете?» — «Ну это же деревня. Нет, конечно. Если на двери замок — его из вредности сломают и внутри еще нашалят, а так никто не тронет».

Подсвечивая фонариком, они быстро шли по тому же темному переулку, но, завернув за угол, Никодим понял, куда подевались все жители: перед ними, в конце довольно длинной улицы, стояла церковь, вся залитая светом, перед которой толпилось несколько десятков человек. Иные из них держали горящие факелы, которые придавали всей сцене неуловимо средневековый вид. «Нам придется подойти порознь, — шепнул священник. — Подождите минуту-другую, пока народ весь войдет, и ступайте прямо внутрь». С этими словами он нырнул куда-то вбок, за пределы освещенного огнями круга, и Никодим остался один. К его изумлению, жители деревни не обращали на него особенного внимания — они не то чтобы демонстративно его не замечали, а, напротив, вели себя так, как будто чужаки для них — обычное дело, словно вокруг была не труднодоступная русская деревня на самом краю ойкумены, а какая-нибудь Флоренция, где туристы составляют неотменимую и весьма надоедливую, хотя и доходную часть пейзажа. Время от времени мужики и бабы на него поглядывали, порой встречались с ним глазами, но первыми отводили их — скорее по деликатности, нежели из неприязни. Никодим, в свою очередь, исподволь разглядывал их; какая-то странность не давала ему покоя, покуда он не разгадал ее: в толпе совсем не было детей. Было несколько старух типичного деревенского затрапезного вида; группа седобородых старцев, обступив рыжего косматого великана, слушала его негромкий рассказ, причем он так старался приглушить свой от природы гулкий голос, что до Никодима доносились только какие-то взрыкивания; остальные разбрелись кучками по двое-трое, держась поближе к источникам света. Вдруг по толпе пробежала волна смятения, откуда-то из-за церкви послышались сдавленные взвизгивания и топот ног. Люди отхлынули от входа, чтобы дать место процессии — шестеро дюжих мужиков торопливо, почти бегом несли предмет, который сперва показался Никодиму носилками, но потом он увидел, что это просто снятая с петель дверь, на которую сверху был положен матрас. На матрасе извивалось крупное существо, которое и было источником звуков. При колеблющемся свете фонарей Никодим увидел, что это человек, женщина, судя по длинным спутанным волосам, полностью закрывшим ее лицо. У нее были связаны руки и ноги, причем обе веревки были дополнительно перекручены вокруг матраса, так что она почти не могла шевелиться, но при этом ни на секунду не оставалась без движения — все ее тело ходило ходуном — она поводила плечами, двигала бедрами, пыталась оторвать от матраса голову и непрерывно издавала тот одновременно жалобный и грозный звук, который Никодим услышал еще до того, как увидел процессию.

Мужики занесли ношу в церковь — и немедленно собравшиеся на площади потянулись внутрь, аккуратно сбрасывая свои факелы в две огромные железные бочки из-под горючего, вероятно специально ради этого тут поставленные. Из бочек взметнулось пламя, но на площади сделалось темнее. Дождавшись, пока все жители войдут в церковь, Никодим последовал за ними, уже меньше опасаясь привлечь излишнее внимание, — и точно, никто им не заинтересовался: образовав полукруг, люди стояли спинами к нему, глядя в одну точку. Никодим осмотрелся.