Гридень 4. Взлет

Разогнавшись, переводя коня в галоп, мы смели вражескую пехоту, которая, понадеявшись на свое прикрытие, не прекратила штурмовых действий. Встав в стременах и чуть подавшись вперед я умудрился насадить одного врага на пику, а второго ударить в кольчугу так, что, пусть ее и не пробил, но кинетический удар получился мощным и сбил вражеского воина.

Бой уже кипел не только на краю подошвы холма, но часть штурмовиков смогла преодолеть не сильно-то и высокие стены и теперь рубилась с нашими воинами внутри периметра. Все же я правильно сделал, что рискнул, убрал часть бойцов со стены, но ударил во фланг.

— Домой! Домой! — кричал я, понимая, что свою работу сделал.

Штурм захлебнулся и те дополнительные силы, которые уже изготавливал враг, на случай, если первая волна закрепиться на холме, не пригодятся. Ну а противник внутри нашего лагеря — это дело времени, пока они станут трупами. Сантиментов больше не было, никаких пленных.

— Домой! — кричал я, замечая, что конница противника приходит в себя и худо-бедно, но выстраивается в боевую формацию.

Успели, может только с десяток наших замешкавшихся бойцов враг успел посечь. Это были очередные потери, минус десять лучников, минус конных, минус пехоты. Здесь и сейчас нет специализации, каждый может отрабатывать хоть в пехоте, хоть с луками. Противник не стал преследовать нас, когда мой отряд входил в дефиле.

Память о той мясорубке, что тут была устроена живет. Я потер глаза. Уже не столько дерьмом воняло вокруг, а въедался в нос и щипал глаза запах спекшейся крови.

— Что по потерям? — спросил я Геркула, который оставался внутри лагеря.

— Почитай шесть десятков нынче, — отвечал витязь.

— Если чуда не произойдет, завтра наш последний бой, если не ночью, то утром нужно подороже продать свои жизни, — безразлично сказал я.

Безразлично, потому что эмоции уже ушли, они требовали энергии от организма, а я «включил энергосберегающий режим». Еще бы врубить «режим полета», да полетать в сладких снах. Но много нельзя… Не на кого оставить командование. Геркул не менее моего вымотан.

Алексей ранен, отец так же, у обоих раны начали воспаляться и они в горячке. Стоян отправился со своим ближним десятком на вылазку. На Ефрема?

«Где же бродники?» — думал я, вглядываясь в даль, где в стане врага что-то горело.

Видимо, диверсия очередная. Стоян отрабатывает лучше Боброка в этом направлении боевых действий. Несколько даже обидно. Это же я сам натаскивал своего сотника! Но Стоян опытнее, да и команда у него подобралась достойная. Вон как меня из зиндана вызволили!

И все-таки с бродниками нужно общаться и всегда держать в уме предательство, обман и плутовство. С ними связались, они обещали прибыть на помощь, но еще вчера я ждал этих средневековых казаков. Не пришли, но и не отказались это сделать.

Я не обещал пустить бродников на наш холм. Я предполагал отправить их на плотах на другой берег Днепра и чтобы они посылали нам по две сотни два раза в день для ротации. Но все семь с половиной сотен этих бродяг мне в лагере не нужны, так и нас вырезать можно.

— Всем спать на своих местах у стены, тот десяток, что высыпался во время штурма, в дозор на ночь, — приказывал я, закатывая глаза.

Уже пару раз засыпал сидя, а раз, так и стоя.

— А коли штурм? Нас сонными и возьмут. В потемках не видно, когда подкрадываются к холму, а разжечь костры уже нечем. Не поспеть, — стал возражать Ефрем, рупор моих приказов.

— Тебя снять с десятника? С чего мои приказы обсуждаешь? — вызверился я.

На самом деле, он частью прав. Но для того, чтобы иметь хоть какие шансы отбиться, все на своих позициях спать и будут. Тут же так: или рискнуть и дать воинам отдохнуть, или проиграть, потому что состояние сейчас такое, что мало сравнимое бездействием.

Я когда-то читал некоторых исследователей, которые утверждали, что не столько метательные орудия помогали монголам брать русские города, хотя и без механизмов не обошлось, сколько непрекращающийся штурм при использовании преимущества в численности. День держались русские воины, два, три, но после, вот в таком состоянии, как мы сейчас, просто не могли драться. Так что спать…

— Господи, помоги нам, грешным! — сказал я, вознося руки к небу.

В этом мире нельзя не быть верующим, причем я уже не столько внешне проявляю свою религиозность, но и душой принимаю Бога. При этом, верю в свою судьбу. Ну не может же мой путь закончится здесь, после свершившихся побед и начинаний! У меня еще много планов. И в конце-концов, я еже не оставил потомство! В голову вновь пришла мысль, что было бы неплохо, чтобы Рахиль родила от меня, но… не судьба.

— Господи, коли выстоим, так построю храм тебе каменный, втрое больше, чем… — тут я замялся, мало ли меня слушают, но уже мысленно продолжил свое обещания.

Я обещал, что построю большой храм на Нерли, сильно больший, чем тот, что был в иной реальности построен Андреем Боголюбским.

— Ладьи! Ладьи! — закричали со стороны реки.

При этом голоса кричащих были необычайно бодрыми.

— Наши ладьи и с ними еще четыре со стягами Изяслава! — кричали воины.