Грядет тьма (сборник)

Наступило короткое молчание, в котором мне показалось, что я слышу невысказанный диалог, разгоревшийся между невидимыми собеседниками. Потом прохладная рука прикоснулась к щеке и осторожно сняла с глаз липкую повязку. Первое что я увидел, было склонившееся надо мной лицо девушки и ее черные глаза.

Она была одета в белый медицинский халат, застегнутый на все пуговицы и плотно облегающий ее полную грудь и узкую талию. У нее было загорелое лицо с правильными чертами, а темные волосы были гладко зачесаны назад и заплетены в корону из косичек так туго, что казалось, будто кожа лица ее натянута, а черные глаза выглядят раскосыми.

Ее голос звучал спокойно и сдержанно. Но черные глаза, наблюдавшие за мной, говорили, чтобы я не смотрел на нее так откровенно. Я отвел взгляд. Я больше не хотел отдаваться чувствам. Я уже подавлял в себе все чувства к Кресси Келлог и подавил реакцию на эту девушку. У меня и так достаточно неприятностей.

У Харриса было круглое лицо, он носил круглые очки, на голове — залысины. Рядом с ним стоял мужчина с орлиным лицом, в вязаном коричневом свитере с дыркой на рукаве. Свитер был из изумительной коричневой шерсти, какой-то домашний. Еще два безликих члена Комитета Свободы расположились рядом. Я посмотрел на них с разочарованием. Не знаю, чего я ожидал. Бородатых анархистов? Тощих кожаных пролетариев с кремневыми ружьями? Впрочем, я и сам не слишком похож на бунтаря, и с тех пор, как я это осознал, я стал таким же революционером, как и все они. Или это был не я? А я и не знал.

Я оглядел себя и увидел через еще не снятые провода с датчиками свои собственные ссадины и синяки на теле, и был даже немного удивлен их количеством. Я посмотрел на стол рядом с собой с расположенным на нем детектором лжи, с его набором циферблатов и дрожащими иглами самописцев. Что-то во мне тронуло далекую струну памяти, и я снова взглянул на женщину, чувствуя, как и в ней промелькнула искорка узнавания.

— Я видел вас раньше? — спросил я.

— Это доктор Элейн Томас, — ответил мне Харрис. — Вы и меня знаете. Остальные... — Он назвал мне их имена, и я тут же забыл их.

Я все еще смотрел на девушку. Слабо, очень слабо мне показалось, что я снова вижу огненные буквы, кружащие и падающие в бездну.

— Мне кажется, я знаю кое-кого очень похожего на вас, — высказался я. — Врач из отделения психоанализа Комуса в Нью-Йорке. Кажется, пару дней назад он отказался дать мне выпивку. Вы родственники?

Девушка бросила на меня быстрый и встревоженный взгляд.

— Мой брат, — коротко проговорила она.

В комнате повисло неловкое молчание, как будто я сказал какую-то бестактность. Девушка быстро продолжила, как будто хотела сменить тему разговора:

— Мы хотим, чтобы вы знали, что можете доверять нам. Теперь вы знаете наши имена и лица. Вы можете сдать нас полиции.

Я молча кивнул.

— Не буду... во всяком случае, не сейчас. Что вы хотите, чтобы я сделал?

Харрис откашлялся.

— Мы предоставим вам возможность выступить со своей пьесой раз или два, просто чтобы посмотреть, как вы справляетесь с режиссурой и какое действие она произведет на зрителей. Для начала — знаете ли вы, как управлять автомобилем?

— Да, — подтвердил я. — Но...

— Мы позаботимся о том, чтобы вы угнали его у патруля, — спокойно продолжил Харрис. — После того, как вы украдете собственность Комуса, мы сможем говорить о доверии к вам.

Я глубоко вздохнул и посмотрел, как отреагируют стрелки самописца.

— И это все?

— О нет, — быстро ответил Харрис. — Это всего лишь проверка лояльности.

— Этого хватит, чтобы я получил постоянное разрешение на постановку спектаклей? — я подумал, что их требования на этом закончатся.

— Мы еще окончательно не решили. Вы внимательно изучили текст пьесы, ее суть?

— Нет, — пробормотал я.

— Я бы и сам хотел изучить текст, — сообщил мужчина в коричневом свитере. — Если там скрыто что-то не очень тонкое или новое, я, вероятно, смогу это заметить. Мы должны все хорошенько обдумать, прежде чем вы начнете свои представления. — Он встретился со мной взглядом, слегка нахмурился и добавил: — Вы уклонились от одного ответа, когда мы задали вам вопрос, Рохан. Прежде чем мы отключим полиграф, можете ли вы пообещать, что не будете работать против нас и использовать во вред нам все, что вы здесь узнали? Отвечайте прямо. Да или нет?

Я ответил ему хмурым взглядом.

— Откуда мне знать, что произойдет после этого допроса? — спросил я. — А что мне делать, если люди из Комуса тоже захотят испытать меня на детекторе лжи? Все это довольно сильно меня нервирует, и мне это не нравится. Я не преследую те же цели, что и вы. Или вы хотите от меня услышать, что я готов умереть мученической смертью за ваши убеждения?

Он пристально посмотрел мне в лицо.

— Некоторые люди на твоем месте клянутся в верности, Рохан, — мягко сказал он. — Даже если они знают, что в будущем не смогут сдержать свое слово.

— Только не я, — буркнул я.

Он посмотрел на прыгающие стрелки самописцев.

— Мы хотим только одного, — резюмировал он, — свободных выборов. Наших собственных выборов нашего правительства. Как вы считаете, мы заслужили это право?