Тахира протянула к нему руку, приглашая последовать за собой. Кристофер шагнул в водопад, ахнув, когда ледяная вода обожгла ему кожу, охладив его пыл, который, пока он смотрел на нее, возвращался с поразительной быстротой. Слишком давно у него никого не было, только и всего. А у них так мало времени. Он отвернулся, смывая с тела песок и стараясь отвести взгляд от искушения во плоти, стоявшего прямо перед ним. Нет, он не собирался подвергать свое самообладание дальнейшим испытаниям. Сегодня он еще не дошел до края; он никогда не считал, что потакает своим насущным телесным потребностям, но его удивило, как настойчиво они напоминали ему о себе сейчас, как он хотел обладать ею до конца.
Опять это слово! Он никогда не будет обладать Тахирой. Он хотел, чтобы она обрела свободу быть собой. К сожалению, в свободе ей отказано. Он невольно сравнивал ее с той, другой женщиной, на чьи желания так же закрывали глаза, чью судьбу решила эгоистичная страсть одного подлого мерзавца. Сегодня Кристофер снова доказал, что он другой. Пусть в нем течет дурная кровь, не она его определяет. Ему следовало бы этим гордиться. А еще нужно быть благодарным за то, что жизнь Тахиры станет по крайней мере удобной, пусть и не счастливой.
Но он не мог испытывать благодарность. Последние девять месяцев ему казалось, что дни тянутся мучительно медленно. Зато теперь они неслись со скоростью чистокровного арабского скакуна. Он с удовольствием отвлекся бы от мыслей о ней. Надо подумать о том, что приближает его к будущему, о котором он мечтал, к тому мигу, когда наконец похоронит свое ненавистное прошлое. Как ни странно, сейчас ему хотелось замедлить время. Хотя был более чем готов расстаться с амулетом, он еще не был готов расстаться с Тахирой.
– Ты такой серьезный. О чем ты думаешь?
На ее лбу между идеально выгнутыми бровями появилась морщинка. Он не сумел устоять и снова заключил ее в объятия.
– Я думал о том, что преступление не воспользоваться в полной мере временем, которое у нас осталось, – пусть его и мало.
Тахира торжествующе улыбнулась.
– Не могу с тобой не согласиться.
Назавтра Джаван устроила праздничный ужин: ее дочери исполнился год. В парадной столовой, отведенной принцессам крови, поставили пять длинных узких столов. Джаван сидела во главе самого почетного стола – не на подушках, как каждый день, а на низком стуле с очень высокой спинкой, украшенной затейливой резьбой. По бокам от нее сидели Тахира и Ишрак. Алима и Дарра, как пристало младшим принцессам, сидели напротив них. Такой же порядок подчинения соблюдался и за остальными столами, поставленными под нужными углами к почетному столу. Тахира нетерпеливо ерзала на сиденье. Они сидели за столом два часа, но им еще не подали и половины блюд.
Хотя в начале трапезы они выпили за здоровье маленькой племянницы гранатового сока, все разговоры были посвящены скорым родам; никто не смел даже заикнуться о том, что Джаван может родить еще одну девочку.
Как полагалось по такому случаю, Тахира была в официальном наряде. На нее надели темно-синее шелковое нижнее платье с длинными рукавами, простое, если не считать манжет, подола и выреза, расшитых бисером. Вышивка сильно утяжеляла платье. Небесно-голубое верхнее платье было без рукавов; оно застегивалось на золотые пуговицы, украшенные жемчужинами, расшито золотыми нитями и мелким жемчугом и подбито тем же синим шелком, что и нижнее платье. Широкий кушак нескольких оттенков синего, также вышитый золотыми нитями, туго стягивал талию, подчеркивая изгиб бедер и выпуклость грудей. Ей было неудобно в толстых белых чулках и кожаных, расшитых бисером, туфлях с загнутыми мысками. Длинные волосы умастили и заплели во множество тугих кос, от которых у нее болела голова;
прическу украшал тюрбан с изящным пером, вниз струилась прозрачная сетка из голубого шифона. Рабыня заверила ее, что она выглядит великолепно, и даже Джаван одобрительно улыбнулась ей, но Тахире казалось, будто весь наряд создан только для того, чтобы ограничивать ее движения, напоминать, что скоро ее ночи свободы закончатся навсегда.
Когда беседа переместилась от сына Джаван к скорой помолвке Тахиры, скуку сменили страдание и тоска. Казалось, никто не замечал, как мало она ест, как вымученно улыбается в ответ на поздравления. Она почти не участвовала в общей оживленной беседе о том, кто что наденет на верблюжьи бега. Не слушала предположения сестер о подарках, которыми осыплют Тахиру на свадьбе. Все заранее решили, что она счастлива, да и кто бы на ее месте не радовался – ведь она помолвлена с таким совершенством, и ей предстоит жить в роскоши. Ей очень повезло, внушала она себе уже в тысячный раз. Большинство женщин пошли бы на что угодно, лишь бы оказаться на ее месте. Ну, а муж… Гутриф мог бы подобрать ей спутника жизни гораздо, гораздо хуже. Наверное, в самом деле следует считать, что ей несказанно повезло.