Гретхен

– Я бы предпочла узнать, что такое холодная война, и понять, кого мне больше следует бояться – русских или американцев? Или разобраться толком, за что осудили жену Мао Цзэдуна! Я хочу, чтобы мне объяснили, что потеряли американцы в Южной Америке, кто такой сионист и чем Арафат отличается от Каддафи![8] Почему вы нам ничего такого не объясняете?!

– Потому что она сама не знает! – крикнул кто-то с задней парты.

– Я должна придерживаться учебного плана! – попыталась оправдаться учительница.

– Лично к вам у меня нет никаких претензий! – смилостивилась Габриэла. – Просто вы спросили меня, почему я зеваю, я вам и ответила. Отовсюду только и слышишь: гимназия дает учащимся прекрасное общее образование! Но при этом нас выпускают из школы какими-то недоумками! Когда я вечером смотрю по телевизору новости, я чувствую себя настоящей тупицей! Я вижу горы трупов на экране, неважно где – в Ливане, в Иране или в другой стране, – и ничего не понимаю! Мне никто не расскажет, почему эти ужасы происходят! Я слушаю какого-нибудь дядечку, который говорит: эти виноваты, – а потом появляется другой и говорит: нет, виноваты совсем другие. И кому мне верить? Приходится верить тому, у кого вид поумнее. Я даже не знаю, вокруг чего идет сыр-бор, когда наше правительство спорит с оппозицией!

– Но, Габриэла, все эти вопросы относятся к области политики! – перебила ее учительница. – Учитель же не имеет права высказываться по поводу текущей политической ситуации!

– Зато он имеет право высказываться по поводу политики Наполеона, которая ни одну собаку не интересует!

На этом Габриэла закончила дискуссию и с гордо поднятой головой прошествовала к своему месту.

– Уф! Высказалась наконец! – сказала она тихонько, проходя мимо Гретхен.

Гретхен хотела было объяснить учительнице причину своего опоздания, но ее слова утонули в общем шуме. После пламенного выступления Габриэлы весь класс загудел, как растревоженный рой. Все хотели высказаться. Мнения были разные, и кое-кто, желая донести свои взгляды до окружающих, даже перешел на крик.

– Возьми газету да почитай, если хочешь знать, что происходит на свете! – громко посоветовал Отто Хорнек.

– Еще не хватало, чтобы эти отсталые личности объясняли мне положение в мире! – возмутился Флориан Кальб.

– А меня вообще не интересует политика! – заявила Урсула № 1. – Сплошные закулисные махинации и ничего больше!

– Слушайте, чего вы разорались! Дайте почитать спокойно! – подала голос Урсула № 2, отрываясь от комикса про дядюшку Скруджа.

А учительница истории отчаянно размахивала руками и призывала всех к порядку.

– Тихо! Тихо! – кричала она, стараясь пробиться сквозь гвалт. – Прекратите галдеть! Так нельзя!

Когда наконец все более или менее угомонились и в классе наступила относительная тишина, учительница, посетовав на то, что на демарш Габриэлы ушло пол-урока, приступила к изложению нового материала по ускоренной методе, лишив тем самым Гретхен возможности объясниться. Гретхен, сделав вид, что внимательно слушает рассказ об испанской колониальной политике первой четверти XIX века, склонилась над тетрадью. Можно было подумать, будто она усердно записывает сведения по этой волнующей теме. В действительности же Гретхен составляла список покупок, который ей предстояло сделать после уроков: «Липовый чай, сахар, галеты, мясо для кота, нео-ангин, вишневый компот…» – вот что было записано у нее в тетради.

Во время четвертого урока – у них как раз была математика – Гретхен сообразила, что продуктовые магазины в двенадцать закрываются на большой перерыв, а значит, она точно не успеет ничего купить – уроки заканчиваются позже. «Все остальное ладно, но кошачий корм нужно обязательно купить! – подумала она. – Если я приду с пустыми руками, Зеппи, этот прожорливый котяра, устроит трам-тарарам! Он уже с утра остался полуголодным – мяса едва хватило на полпорции, а теперь наверняка ходит там, ноет, терзает маму своим жалобным мяуканьем и обдирает ножки у ее кровати. Нет, Зеппи до трех часов, когда откроются магазины, точно ждать не может!»

В классе было довольно тихо. Учитель решал на доске уравнение с тремя неизвестными. Два неизвестных в результате хитрых манипуляций уже сократились. Ученики – все, кроме Сабины, которая, скучая, ковырялась в носу и смотрела в окошко, – старательно записывали решение, поглядывая на доску.

Гретхен поднялась и сказала:

– Простите, господин профессор!

Учитель обернулся.

– Что-нибудь неясно? – На лице его читалось удивление. Обычно Гретхен Закмайер все схватывала на лету.

– Простите, господин профессор, – сказала Гретхен. – Но мне нужно ненадолго выйти. Мяса купить.

Учитель не поверил своим ушам.

– Что тебе нужно? – переспросил он.

– Мяса купить, – повторила Гретхен.

– Ты в своем уме? – поинтересовался учитель.

Все перестали писать и отложили ручки. Даже Сабина оторвалась от созерцания облаков на небе. Намечалось явно что-то интересненькое!

– Я в своем уме! – ответила Гретхен. – Но у меня дома все больны. А коту нужен корм. А магазины сейчас закроются! Я быстро сбегаю и через несколько минут вернусь!