Гретхен

Полчаса спустя довольная Гретхен уже лежала с обмотками на ногах – от уксуса по всей комнате распространился кисловатый запах. Хинцель сидел рядом.

– Вот не знал, что ты можешь быть такой капризной! – сказал он.

– Ничего я не капризная! – ответила Гретхен. – Просто эти грудные компрессы ассоциируются у меня с насилием. Вечно родители, не спрашивая, ставили мне компрессы, а я не могла воспротивиться. Возьмут, шлепнут на грудь ледяную тряпку и замотают, как куклу. Хоть криком кричи – бесполезно! Ты полностью в их власти!

Хинцель протянул Гретхен стакан с какой-то розовой жидкостью.

– На, выпей! – сказал он. – Тут все витамины, от «А» до «Я». И очень много витамина C!

Гретхен взяла стакан в руки и послушно все выпила. Напиток отдавал какой-то химией – так пахнут растворимые таблетки.

– А как ты у нас вообще оказался? – спросила Гретхен. Хинцель еще ни разу не заходил к ней домой. Если бы не затуманенная голова, Гретхен уже давно задала бы этот вопрос – неожиданное появление Хинцеля было все-таки событием.

– Соскучился без тебя, вот и пришел! – с улыбкой ответил Хинцель. – Просто ты целую неделю не появлялась в «Ваксельбергере», и я затосковал. «Ну что за жизнь?» – подумал я и позвонил тебе. А твоя мама сказала, что вы все разболелись, тогда я ноги в руки и к вам – решил, что, может, на что сгожусь.

– Очень мило с твоей стороны, – пробормотала Гретхен, взяла Хинцеля за руку и тут же заснула.

Глава пятая,

в которой одна безобидная ситуация получает двусмысленную трактовку, а Гретхен убеждается в том, что у Гансика в голове шарики за ролики заехали

Грипп оказался тяжелым: пять дней Гретхен провалялась в постели с высокой температурой, голова раскалывалась, и все кости ныли. Мама с Мари-Луизой тоже еще толком не поправились и ползали по квартире, как две сонные мухи, – всякий шаг давался им с трудом, и они норовили поскорее снова лечь.

– Это какой-то супервирус на нас напал! Азиатский, наверное, и какой еще похлеще! – говорила мама.

– Кажется, я уже никогда не встану на ноги! Пора инвалидное кресло заводить! – стонала Мари-Луиза.

Зато Магда и Пепи были уже вполне бодры и активно действовали на нервы окружающим. Они то маялись от скуки и громко возмущались отсутствием должного внимания со стороны взрослых, то устраивали буйные игры, которым место скорее на улице, чем в доме. Сначала они долго тренировались бросать лассо, потом объявили гостиную Атлантическим океаном, а перевернутый журнальный столик – потерпевшим крушение «Титаником»[10]. Используя зонтики в качестве спасательных шлюпок, они усердно гребли к стене, которая обозначала воображаемый берег. Иногда они принимались играть в дочки-матери, но поскольку вредный Зеппи не всегда хотел исполнять предназначенную ему роль дитятки, то игра нередко заканчивалась дикими воплями и слезами из-за кровавых царапин: строптивый кот норовил спастись бегством от настырных «родителей».

Каждое утро, ровно в восемь, появлялся Хинцель, делал всем завтрак и отправлялся в магазин за продуктами. По возвращении он наводил некоторый порядок и готовил обед под чутким руководством мамы. А еще играл с Магдой и Пепи.

– Нет, ну какое золото этот Хинцель! – не уставала нахваливать его Мари-Луиза в присутствии Гретхен.

– Кто бы мог подумать, что он такой домашний! – говорила мама. – По виду не скажешь!

– Классные они у тебя тетки! Без всяких заморочек! – восторгался в свою очередь Хинцель.

А вот Магда и Пепи вызывали у Хинцеля гораздо меньше восторга. Познакомившись с ними поближе, он более критично стал относиться к антиавторитарной методе воспитания детей и вел себя с ними строго. Бывало, только он устроится в комнате у Гретхен, чтобы поиграть ей тихонько на губной гармошке или флейте для поднятия настроения, как буйная парочка мчится за ним с криком и топотом, забыв о том, что им велено приближаться к постели больной только на цыпочках и желательно молча.

– Проваливайте отсюда, мартышки! А то уши пооборву! – цыкал на них Хинцель.

Несмотря на все эти строгости, Магда и Пепи любили Хинцеля и даже, можно сказать, уважали. Во всяком случае, они слушались его: по первому слову убирались из комнаты Гретхен, стараясь не шуметь, прекращали гоняться за котом с лассо и, как умели, устраняли кавардак, который умудрялись учинить по всей квартире. А еще они мечтали обзавестись такими же бабочками на щеках, как у Хинцеля. Пока же они довольствовались тем, что разрисовали друг другу физиономии, стащив у мамы карандаш для подводки бровей.

Все это проходило мимо Гретхен: она много спала, а когда просыпалась, просто радовалась тому, что Хинцель всегда оказывался рядом, готовый принести ей лимонаду, или поправить подушку, или вытереть пот со лба. Тем более что за все это время он ни разу не спросил ее, любит она его или нет, и сам воздерживался от того, чтобы констатировать отсутствие любви со стороны Гретхен, как делал прежде.