Она задержала взгляд на крутившемся неподалёку кареглазом брюнете Лого, и тот ей понравился больше, чем обычно. Высокий, спортивный, мускулистый и белозубый, отличный квиддич-игрок, неплохой зельевар. Тине захотелось, чтобы именно он, а не кто-то другой, был тем незнакомцем, пахнувшим пачули. Кстати, а как же запах? Ну не наносил же его на себя пылкий кавалер именно для встречи с любимой девушкой? А потом сразу смыл? Маловероятно. Почему до этого она не чувствовала такого приметного аромата ни от одного парня на балу, включая Луиса, с которым только что близко беседовала? Или этот аромат ей померещился от испуга? Странно. “Значит, точно не Лого”, — сделала Тина логичный вывод, и Луис сразу же показался ей слишком смуглым, чересчур ушастым, кучерявым и широконосым, вообще похожим на гориллоподобного громилу, да ещё и неискренним в ухаживаниях за Верой Чечевичкой. Скользнув по лицам Гриффина Торнтона, Чарли Скотта, Бена Язи, Бруно Корте-Реал ди Сантарена, Руйа Рику Белмонти и нескольких парней из средней школы, она остановилась на самом умном из них — Соловье Муром, так и не отходившем от Куинни. А что, очень красивый русоволосый парень с сексуальным голосом, крепкими плечами и удивительными для варвара благородными манерами. Говорят, что он из древнего славянского рода колдунов, но при этом не заносчив и весел в общении. У него невероятно красивые голубые глаза, анимагическая форма бурого медведя и… и он весь вечер танцует исключительно с Куинни. Нет уж, если именно Солли поцеловал Тину за пыльной портьерой, то ей придётся убить его, потому что допустить, чтобы сердце любимой сестре разбил какой-то русский косолапый донжуан, старшая Голдштейн не может. О-о-ох. А ведь ещё не стоит сбрасывать со счетов профессоров. Ну, положим, декан Второго дома Грейвс и руководитель колдовстворцев Вечканов староваты для свиданий с юными девушками, хотя не так, как остальные преподаватели, давно подобравшиеся к столетнему рубежу или перескочившие его. Из молодых учителей — только мастер зелий Чарльз Хитт, но он сильно картавит (в прошлом году какой-то талантливый первокурсник сварил такое сильное зелье Онемения, что попробовавшего его мистера Хитта до сих пор не отпустило), да, пожалуй, лесничий и дрессировщик почтовых птиц Синглтон, прыщавый и глупый, при этом ужасно самовлюблённый почти сквиб, целоваться с которым у Тины было желания не больше, чем с привратником пакважди Клементином.
“Трудно угадать, — думала она, внимательнее обычного разглядывая парней и мечтая. Ведь кто-то из них, напористый, сильный, сногсшибательно пахнущий, поцеловал её. Ну не идти же нюхать всех поголовно. — Если от Луиса взять только плечи и зубы, прибавить виски, затылок, глаза, голос и ум Соловья, а от того парня из Дурмстранга — походку, от верзилы Синглтона — нос, и, чем чёрт не шутит, осанку, сдержанность и ощущение надёжности — от профессора Грейвса, то…” Сделав в уме сложение, она получила образ идеального парня, целовавшего и обнимавшего её, тот образ, что подсознательно очень хотела, но никак не могла найти в зале. Мечтательно вздохнув, Тина улыбнулась помахавшей ей рукой сестре и налила себе ещё пунша. Выпив бокал одним залпом, она резко выдохнула, словно перед дуэлью, и идеально ровной, будто по струне, походкой направилась приглашать на кекуок скучавшего в углу милого, хоть и неуклюжего очкарика Гриффина…
Отгремели последние танцы и фейерверки, профессора вернули на место чуть было не уроненную ёлку, разгорячённые, усталые, немножко пьяные и очень довольные ученики под их строгими взглядами начали расходиться по своим гостиным. Напевающая Куинни быстро распрощалась с провожавшим её Солли и, забежав к себе в спальню за шубками и сапожками, потащила Тину, так и не дошедшую до своего Третьего дома, на балкон. У той не было сил сопротивляться. После яркого света и шума ночь над Грейлок показалась очень тёмной и тихой. И волшебно звёздной. Луну захотелось лизнуть, как леденец.
— Пойдём погуляем? — дерзко предложила Куинни. — Ты ведь можешь спустить нас. Ну, пожалуйста, пожалуйста, незаметненько, тихонечко, — начала она канючить, ластясь, будто кошка. — А то я спрыгну! — Вдруг схватилась за перила, в её глазах чертенята в балетных пачках плясали канкан.
Тине и самой очень хотелось побродить в ночной тишине по скрипучему снежочку и подышать свежим, похожим на жидкий хрусталь, морозным воздухом, она взмахнула волшебной палочкой, и обе сестры, подобрав юбки, плавно опустились с балкона во двор. До самых ворот шли молча. Были полупьяны, веселы и довольны. Обе загадочно улыбались — каждая чему-то своему.
Сторож коротышка Клементин, тайно обожавший Куинни Голдштейн, растаял от её чарующей улыбки и чмока в косматую щёку и, бурча, разрешил девушкам выйти погулять буквально на полчасика, привязав к ним сигнальный светлячок.