Грешные и проклятые

В ее голосе звучало что-то умоляющее, и я сдержал вспышку гнева.

Такие вопросы неизбежны в любом военном конфликте более-менее значительного масштаба. Но они не имеют значения. Империум ведет войну против всей падшей галактики, и имя нашим врагам – легион. Какая разница, кто они? Важно то, что они на другой стороне.

- Потому что они наши враги, - сказал я.

- Но почему?

Одного этого вопроса, в общем, было уже достаточно, чтобы наказать ее. Но когда я уже собирался сделать ей выговор, то вдруг остановился. В голову мне пришла мысль, которая мне сильно не понравилась. Я подумал, что заставило ее задать такой вопрос – особенно мне.

В первый раз я обернулся и посмотрел на нее. Я точно не знаю, что я искал. Это был какой-то инстинкт, наверное. Что-то было не так, и в моем разуме словно взвыл сигнал тревоги. Я посмотрел на нее и увидел пару синих глаз, смотревших на меня из-за смятого респиратора.

Как и раньше, когда я видел эти глаза, я замер. Признаю, это была моя ошибка. Я не помню, о чем тогда думал. Возможно, вспоминал других и то отвращение, которое испытывал, когда видел эти глаза. Как глаза свиней – только у свиней не было глаз. Так о чем я думал? Я и сейчас не знаю.

Тем не менее, я выхватил пистолет раньше, чем осознал это. Мой палец сам нажал спуск, и синее стало красным. Она молча свалилась в грязь. Остальные в страхе отшатнулись от меня, их голоса были похожи на писк испуганных крыс. Они не видели того, что видел я. Или даже если видели, то не понимали. Да и как они могли понять? Идиоты. Трусы и глупцы. Вот поэтому им был нужен я. Как нужен был я и тогда, когда спас их в траншее. Без меня полк бы пропал. Я это говорю не из высокомерия. Это лишь констатация факта.

Я сорвал с нее респиратор, но лица у нее не было – мой выстрел превратил его в неузнаваемую массу обугленных костей. Я отвернулся, держа респиратор в руке. Другие солдаты не смотрели на меня, и я был рад этому. Я не хотел видеть эти синие глаза, смотревшие на меня из-за другого респиратора – или, может быть, из-за всех их сразу. При этой мысли я содрогнулся от отвращения.

Я взглянул на мертвое тело, и увидел, что грязевой суп уже поглощает его. Поле боя было алчным. И когда пушки начали стрелять снова, я знал, что ему сегодня достанется много еды, как и во все предшествующие дни. Подняв взгляд, я увидел, как небо снова охватил огонь, и ощутил, как моя неуверенность сгорает в нем.

Происходило что-то странное. Я чуял это по запаху в воздухе, смешанному с дымом и зловонием смерти. Полковник был чем-то встревожен. И, похоже, у него были на то основания, хотя причины этого пока были неясны. И поняв это, я возликовал. Ведь это как будто сам Бог-Император говорил со мной. Я еще не мог слышать Его голос достаточно ясно. Пока не мог. Но я услышу Его.

И сделаю то, что Он повелит.

После этого полковник вызвал меня. Словно я был лишь еще одной шестеренкой в военной машине. Конечно, я понимаю. Две публичных казни, одна почти сразу после другой. Да, тут требовалось подтверждение со стороны старших офицеров. Когда-то это было не нужно. Но те времена прошли, и обстоятельства изменились, хотя и не к лучшему.

Это было не просто ради блага полка, но и сигнал мне. Напоминание о том, что если я превысил свои полномочия, меня заменят новым комиссаром. Таков порядок. Если я превысил полномочия. Если я был неисправной шестеренкой. Но это было не так. Я исполнял свой долг. Как всегда. И не моя вина, что они не могли понять этого.

Я уже потерял счет, сколько раз полковник вызывал меня, чтобы сделать выговор в присутствии своих подчиненных. Я энергично исполнял свой долг, и это требовало, чтобы и полковник был энергичен в исполнении своего долга. Или, по крайней мере, выглядел таковым. Думаю, что он был благодарен за такую возможность. Леность не менее опасный порок, чем распущенность или ересь.

В командирском бункере было больше людей, чем обычно во время моих визитов. Он был полон потных тел, покрытых грязью и неотличимых. Воздух был более затхлым, чем обычно, и я подумал, что очистители снова неисправны.

Никто не носил респираторов, но их бледные лица в тусклом свете были для меня такими же одинаковыми. Вероятно, и я выглядел так же, за исключением высокой фуражки и шинели. Это было напоминание, что я не такой, как они. И в глазах некоторых из них я увидел взгляды, которые мне не понравились.

Я давно видел такие взгляды, и они редко беспокоили меня. И не ожидается, что офицеры и солдаты будут любить нас. Если они любят комиссара, значит, комиссар плохо исполняет свой долг. Но в этот момент их враждебность была слишком очевидна. В их взглядах было давление, яростный вызов. Они намеревались судить меня. Меня.

На мгновение я был поражен их заносчивостью. Кто они такие, чтобы судить меня? Судить – моя обязанность, не их. Я знал свое место, и должен был удостовериться, что они знают свое. Поэтому я смотрел им прямо в глаза, встречая их злобные взгляды, и один за другим, они отворачивались. Все кроме полковника. Он никогда не проявлял слабости передо мной.

Он повернулся ко мне.