Грешник

Отец знал, что на самом деле у нее не было свободы воли, неразделенная любовь служила ей вечной тюрьмой.

От вспышки знакомой боли стало труднее дышать, а зрение заволокло пеленой влаги — и дождь тут не при чем.

Отчаянно желая избавиться от страданий, она запустила пузырь в начало переулка. От столкновения с мокрым кирпичом полупрозрачный кокон разбился подобно стеклу, выпуская полный боли вопль, подобно стенаниям ее души с тех пор, как ангел, которого она полюбила, предпочел ей другую…

Без любви даже зло чувствовало себя не счастливым.

Было странно желать того, что она по своей сути должна уничтожать, и скорбеть по потере любви, словно она была смертной, и холодная рука Мрачного Жнеца украла у нее ценное, желанное яблоко с семейного древа.

Полный отстой.

Глава 5

Вампиры боялись солнечного света, а не ночи, как люди. Темнота дарила свободу, тени — безопасность, облака, укрывающие яркий лик луны, считались благодатью. Но приближение солнца, с другой стороны, заставляло кожу тревожно съеживаться, и чем ярче становится персиковый свет на востоке, тем больший ужас наполнял грудную клетку. Как бы сильна ни была спина, мощна боевая рука и крепка воля, золотые лучи были косой, что никогда не притуплялась, незатухающим пламенем, водоемом, где все неизбежно тонули.

Син стоял на величавых каменных ступенях спиной к особняку Братства Черного Кинжала, влажность, оставшаяся после бури, задержалась в неподвижном воздухе подобно аромату вышедшей из комнаты женщины. Внизу, перед ним простиралась сосново-кленовая лощина, сосны — с пушистыми кронами, клены усыпаны набухающими почками, что со временем и при теплой погоде раскроются, превратившись в цветущие листья, пусть и без аромата и соцветий.

Но близится беда.

Здесь. Из-за гор. Пунцовое сияние пока было скромным, словно холодное темное небо смущалось той радости, с которой оно приветствовало восходящее солнце.

Если он останется здесь, если обратит свои вампирские глаза на смертоносную красоту солнца, то он встретит свой конец. Придется испытать короткое инферно на своей плоти, однако непрекращающаяся агония его жизни закончится.

— Кузен?

Син развернулся. В огромном проеме стояла фигура, свет из вестибюля обрамлял ее подобно божественному свечению. Бальтазар, сын Хэнста, был вполне живым вампиром, но выглядел как призрак. С другой стороны, такова сущность любого вора. Они действуют бесшумно, могут стащить что угодно и не спалиться… никто не узнает, что рука вора побывала в твоем кармане, пока не станет слишком поздно.

— Сейчас иду, — пробормотал Син, снова поворачиваясь к горизонту.

Глаза защипало, а кожа на плечах съежилась, словно он уже стоял под прямыми лучами солнца, что вот-вот должно взойти.

Когда массивная дверь захлопнулась, он порадовался пониманию со стороны кузена. Этой ночью его тальмэн подобрался слишком близко к поверхности, требуя…

— Знаешь, а тебе пойдет загар с кровоточащими ранами.

Син вздрогнул.

— Я думал, ты зашел внутрь.

— Нет, ты просто хотел этого. — Бальтазар прикурил и выдохнул дым, со щелчком закрывая старомодную зажигалку. — И прежде чем повторишь, что уже заходишь, просто знай: я тебе не верю.

— Некому обчистить карманы?

— Не-а. — Бальтазар пренебрежительно отмахнулся. — Я завязал.

Син рассмеялся.

— Ага. Точно.

— Не веришь, что я могу начать с чистого листа?

— Ты был рожден без совести.

— А вот это было обидно.

— Ты даже не чувствуешь, когда врешь.

Бальтазар поднял сигарету.

— И здесь ты ошибаешься. И раз я — ас по части вранья, то и чужую ложь чувствую.

Когда мужчина уставился на него, Сину хотелось сбросить его с горы.

— Для тебя здесь становится слишком жарко, что скажешь?

— Пока ты в норме, я в норме.

— Никогда не испытывал потребность побыть в одиночестве?

— Ну хотя бы сигарету не придется прикуривать. — Ублюдок размял палец. — Тендонит[8] — это вам не шутки.

Син отвернулся и посмотрел на кузена.

— Ты сумасшедший, это ты понимаешь?

— Это не я по доброй воле лезу на барбекю.

— А как еще назвать того, кто стоит здесь только ради моей компании?

— А, ну это не по доброй воле, — Бальтазар прищурился. — Ты толкаешь меня к суициду.

Син медленно похлопал ему.

— Отличный перформанс. А сейчас дуй в особняк, пока не пострадал не за дело.

Когда Бальтазар не сдвинулся с места, просто курил и быстро моргал, отворачивая лицо от восходящего солнца, Син скрестил руки на груди.

— Я не пойду внутрь…

— Ну и ладно, оба станем факелами…

Кто-то открыл дверь и смачно выругался.

— Вы тут чего забыли?

Они оба повернули головы. Зайфер, немыслимо красивый ублюдок, хмурился единственным целым глазом, смотря на них с укоризной, как школьная училка. Другой глаз, который он потерял два месяца назад в бою с лессером, сейчас заменил протез с радужкой в цветах щита Капитана Америка[9].

— Не твое собачье дело, — отрезал Син.

Бальтазар приглашающе махнул рукой.

— Выходи к нам. Я сказал, что зайду только после него.

Зайфер подтянул кожаные штаны и вышел на ступени, хотя его лицо мгновенно раскраснелось, и пришлось прикрыть глаза так, словно кто-то собирался выколоть ему гляделку кочергой.