Другие были поосторожнее и не лезли в официоз, предпочитая создавать сообщества и секты подальше от глаз общественности. Некоторые из них процветают до сих пор, иные распались. Вышедшие из-под влияния какого-нибудь очередного гуру, как правило, долго отходят - а потом рассказывают вещи, от которых уши вянут, а волосы встают дыбом. Я сам слышал несколько историй настолько тошных, что и Сорокин взялся бы их описывать разве что с некоторыми купюрами. Но что в них во всех поражает - так это дикое, непомерное тщеславие «учителей», иногда крайне обременительное для них же самих. Например, одна харизматичная тетка, именовавшая себя «космоэнергетической сущностью», славилась тем, что никогда не посещает туалет - поскольку «вся еда перерабатывается в космическом организме в чистую энергию». Для того чтобы поддержать репутацию, она и в самом деле не посещала это полезное заведение - разумеется, на людях (а на людях она была практически постоянно). Чтобы выдержать подобный режим, космоэнергетическая сущность очень мало ела, почти не пила - даже воды - и к тому же использовала какие-то лекарства, вроде как замедляющие обмен. От такой аскезы она в конце концов загремела в больницу с очень нехорошим диагнозом. Когда мне это рассказали, то я невольно подумал, что простейший памперс спас бы космоэнергетическую сущность - увы, увы… Но какое же бешеное тщеславие надо было иметь, чтобы днями сидеть перед учениками и нести свою белиберду, сидеть голодной, жаждущей и боящейся обсикаться! И что она испытывала, крадучись ночью в сортир и боясь спустить воду, чтобы не услышали верные?
Лучше и не думать о таких глубинах сатанинских. Закончим, пожалуй, на какой-нибудь относительно оптимистической ноте.
***
Мы с Сашей шли по Старому Арбату. Я не смотрел на ее грудь - и потому, что женат, и потому, что постарел, и еще потому, что смотреть было уже, честно говоря, не на что. Саша не плакала - и потому, что не было повода, и потому, что берегла остатки былой красоты. За все эти годы она как-то очень подурнела - не постарела даже, а именно подурнела, как будто из лица полезла спрятанная в нем некрасивость. «Перекосогребило бабу совсем», как выразился ее бывший одноклассник, увидев фотку на интернетной страничке. Я бы не согласился, но все-таки Саша была так себе. И лето тоже было так себе, а не как тогда. Проклятая старость.
Говорить нам было не то чтобы не о чем, но как-то не получалось. Кто-то из нас все время то ли отставал, то ли перепрыгивал, в общем, не совпадал - то ли я, то ли она, то ли вообще. У нас даже не получалось идти рядом - то она убегала вперед или отставала, то я на что-нибудь отвлекался.
Я как раз хотел что-то сказать об этом, когда Саша застряла посреди улицы и уперлась взглядом в тротуар.
Пришлось остановиться и мне. Я тоже наклонился, уже зная, что увижу.
Тротуар был простелен разноцветными плитками с именами и рисуночками. У меня под ногой, например, оказался какой-то «Олег». В другом месте синела шестиконечная звезда и виднелся кусочек еврейской фамилии на букву «це», остальное загораживал ботильон какой-то дамы, которая тоже во что-то всматривалась - кажется, в незатейливые стишки, посвященные неизвестной Оле.
Я знал, что место на этой мостовой продается. Кто-то мне даже говорил, сколько это стоит.
Саша задумчиво поковыряла носочком чью-то плитку.
- Знаешь, - сказала она, - я вот думаю себе такую фигню заказать. Чтобы от меня что-нибудь осталось. Мужа нет, детей нет, работаю как дура в этой конторе… Завтра кони кину, и никто не вспомнит. Вот ты, - повернулась она ко мне, - пишешь чего-то. Написал бы про меня. Так ведь нет. Потому что я тебе тогда не дала, да? В «Космо» пишут - мужчины этого не прощают, - она сыграла лицом нечто вроде усмешки, получилось плохо.
Я прикинул, как бы удачно сострить или спошлить по этому поводу.
- Хоть плитка, - добавила Саша таким голосом, что даже до меня дошло: пожалуй, пошлить и острить сейчас не нужно. Потому что она, конечно, не заплачет, но, пожалуй, обидится.
* ОБРАЗЫ *
Дмитрий Воденников
Быть нелюбимым
СТИХИ О СОБАКЕ