Грехи (октябрь 2008)

Ну а последняя любовь - она ведь всегда такая.
Однажды она спала (трех месяцев с чем-то от роду)
и вдруг завыла, затявкала, как будто бы догоняя
небесного сенбернара, огромного, будто облако.
А я подумал, что вот - рассыпется в пыль собачка,
но никогда не сможет мне рассказать, какая
была у них там, в небесах, - веселая быстрая скачка
и чего она так завыла, в небесах его догоняя.
Но все, что человек бормочет, видит во снах, поет -
все он потом пересказывает - в словах, принятых к употреблению.
Так средневековой монахине являлся слепящий Тот
в средневековой рубашке, а не голенький, как растение.
Поэтому утром - сегодня - выпал твой первый снег,
и я сказал тебе: Мальчик, пойдем погуляем.
Но мальчику больно смотреть на весь этот белый свет.
И ты побежала за мной. Черная, как запятая.
- Вообще-то я зову ее Чуней, но по пачпорту она - Жозефина
(родители ее - Лайма Даксхунд и Тауро Браун из Зеленого Города),
поэтому я часто ей говорю: Жозефина Тауровна,
зачем ты нассала в прихожей, и как это все называется?
… Если честно, все смерти, чужие болезни, проводы
меня уже сильно достали - я чувствую себя исчервленным.
Поэтому я собираюсь жить с Жозефиной Тауровной, с Чуней Петровной
в зеленом заснеженном городе, медленном как снеготаянье.
А когда настоящая смерть, как ветер, за ней придет,
и на большую просушку возьмет - как маленькую игрушку:
глупое тельце ее, прохладные длинные уши,
трусливое сердце и голый горячий живот -
тогда - я лягу спать (впервые не с тобой)
и вдруг приснится мне: пустынная дорога,
собачий лай и одинокий вой -
и хитрая большая морда бога,
как сенбернар, склонится надо мной.

СТИХИ ОБО ВСЕМ

Влюбленные смотрят друг другу в глаза, но не видят тебя,
а видят куски мешковины и куклу из тряпок.
- Посмотри на меня! - Я совсем не твоя судьба,
я товарищ тебе, твой любовник, цветок и собака.

…Кстати, о собаке. Когда я ложусь спать и выключаю свет,
она стоит внизу у кровати, там, в темноте,
и терпеливо ждет, когда я ей дам команду: - Иди сюда.
(Она очень воспитанная собака.)
И вот я говорю: иди ко мне! - и она начинает прыгать,
прыгать, как оглашенная,
цепляясь передними лапами за кровать, вытягивая морду,
подрагивая невидимыми миру ушами,
карабкаясь и срываясь.
Она так отчаянно хочет выбраться ко мне из этого мрака,
так хочет забраться сюда, под защиту, в привычную жизнь,
на подушку, в родное тепло,
что мне вдруг начинает казаться, что это другой мрак
и другие прыжки…
Как будто я зову ее из тьмы, она прыгает, прыгает
и когда-нибудь не допрыгнет.

I.