Грехи наших отцов

Нет, ему рано себя хоронить. Спасение все еще возможно. Но философские размышления быстро влились в более земное русло. Рагнхильд не страдала застенчивостью сверх меры, Бёрье тем более.

…Когда все было кончено, оба залезли под одеяло и так лежали и смотрели в глаза. Ласкали друг друга, все более рассеянно. Бёрье смотрел на ее обветренное лицо с множеством морщинок и пятнышек. Рагнхильд изучала шрамы на лице Бёрье, сходящиеся над переносицей брови, сломанный нос.

– Почему ты больше не боксируешь? – спросила она. – Можешь не отвечать, если не хочешь.

– У меня нет тайн от тебя, – ответил Бёрье.

И рассказал о «смертельном поединке» с Джимом Джонсом.

– А потом был Кэтскилл-Маунтинс, после которого у меня не осталось выбора.

Ноябрь 1974 – март 1975 года

После «смертельного поединка» Бёрье изменился.

Биг Бен объяснил, что он – владелец Бёрье, но Бёрье – не раб. Не на ринге, во всяком случае. Мухаммед Али только что потопил Формана в Заире. Газетчикам он говорил, что будет танцевать и дальше, а сам тем временем отрабатывал гардеринг в статике. Али сам выбирал себе не только имя, но и способ ведения боя.

– Никакой я не «Шведский викинг», – говорил Бёрье тренеру Парису. – Что за прозвища придумывают нам газетчики – «Бомбардировщик», «Маленький убийца», «Старый пес»… «Убийца», «Бестия», «Торпеда» – такие им особенно нравятся.

Парис согласно хмыкнул. Было раннее утро. Бёрье пропустил и пробежку, и завтрак. В спортзале никого, кроме них с Парисом и двух молодых боксеров, спаррингующих на ринге.

– Я прижал Джонса к канатам, – вспомнил Бёрье. – Ему некуда было деваться.

– Мы все прижаты к канатам, так или иначе, – заметил Парис, почесывая кисти рук и подмышки. – Я люблю боксеров, но… – Он махнул рукой в сторону спаррингующих парней. – Но за пределами ринга заправляют дьяволы. Деньги, контракты, жулики-промоутеры, на корню пресекающие любую попытку боксеров самоорганизоваться.

Бёрье понимающе покачал головой.

– А что делать? – продолжал Парис. – Я три года разгружал баржи в гавани, после того как у меня лопнул глаз. Потом меня пустили сюда. И я благодарю судьбу за каждый день, проведенный в этом зале. За каждого боксера, которого мне довелось тренировать.

Один из парней в ринге был заметно выше соперника, что, понятно, давало преимущества в первую очередь невысокому. Он позволял бить, но ловко уходил от ударов и держал гард. При этом наносил удары, выбивающие противника из равновесия.

– Бокс круглые сутки, – продолжал Бёрье. – Бокс утром, в обед и вечером.

– Именно.

Парис сложил ладони в жесте, который со стороны выглядел как молитвенный, но на самом деле преследовал более практическую цель – не чесаться хотя бы пару минут.

– Но в перерывах есть время вспомнить и о женщинах тоже.

* * *

Бёрье думает только о боксе.

Он ходит в спортзал и тренируется как обычно. С той только разницей, что теперь он думает о боксе по-другому. Одного поединка оказалось достаточно, чтобы и пресса, и болельщики поняли, что Бёрье изменился.

Он боксирует мягче, чем раньше. Как будто противник – его брат и Бёрье боится навредить его здоровью. Это более опасный способ – не добивать противника, а словно давать ему возможность одуматься, осознать, чему он только что научился. Толпа недовольно гудит, особенно в заключительных раундах. Люди заплатили деньги за зрелище.

Последующие недели пресса обсуждает его психическое здоровье. Журналисты пишут, что случай с Джимом Джонсом сломил Бёрье Стрёма и теперь он силен только с виду. Не ударился ли Бёрье, чего доброго, в религию? Или просто перестал уважать публику? Они задаются вопросом, соответствует ли сегодняшний Бёрье требованиям профессионального бокса, и сами отвечают – нет.

Биг Бен O’Шонесси впал в ярость. Он ясно дал понять Бёрье, что не допустит бабу к борьбе за чемпионский пояс. Бёрье молчит, и в результате ничего не меняется. Как будто теперь он может решать за себя сам. На ринге есть только Бёрье и его соперник. Место Биг Бена за письменным столом. Еще два матча Бёрье проводит в своем новом стиле.

– Ты настроил босса против себя, – говорит Парис. – Он привык, что его приказы исполняются.

– Что-то не так? – удивляется Бёрье. – Я выигрываю.

– Ох, парень, – вздыхает Парис. – Последние три матча ты провел так красиво, что хочется плакать. Но публика этого не понимает. Ей нужна кровь.

В марте в Катскилл-Маунтинс все решилось окончательно. Бёрье ни о чем не подозревал до последнего момента, когда стало поздно.

* * *

Задним числом он приходил к выводу, что кое-какие вещи должны были насторожить его сразу. Биг Бен вдруг перестал ругаться и как будто даже задумался над его новым стилем. А Парис вдруг за две недели до матча срочно куда-то отбыл «по семейным обстоятельствам». Его сменил другой тренер.

Название «Катскилл-Маунтинс» говорило само за себя. Горы и разреженный воздух – не тот случай, когда на матч можно прибыть накануне вечером. Организму нужно время, чтобы приспособиться к горному климату.