Грехи наших отцов

«Черт с ней, с Меллой, – подумала Ребекка и обнаружила вдруг, что все предметы в комнате стали расползаться, теряя очертания, а некоторые и двоиться. – Все мои отношения летят к черту. Наверное, пора уезжать в Стокгольм…. Или куда-нибудь еще…»

Пока она доставала оставшиеся бутылки из углового шкафа, гостьи подняли стулья на столы и затолкали под стол тряпичные коврики. У Марии Тоб был танцевальный плей-лист, и она поставила телефон на динамики.

Снуррис разлегся на куче тряпичных ковриков под столом, как будто ее устроили специально для него. Ребекка пила прямо из бутылки. Алкоголь, как вата, обволакивал мысли и чувства. Когда ничего другого не остается, можно напиться, и это здорово!

Алкоголь для Ребекки был чем-то вроде теплых объятий. Все субличности, которые только что рыскали внутри нее с выставленными острыми когтями и заточенными лезвиями в лапах, оказались повержены в прах. Или же затаились в темных углах, ткнувшись носами в хвосты.

Только это и позволило Ребекке забыться и танцевать вместе со всеми.

* * *

– Я с самого начала знала, что все полетит к черту, – сказала Анна-Мария Роберту.

Они ехали в машине в город.

– Она всего лишь напилась. – Муж пожал плечами. – Такое случается.

– Ты не мог бы хоть раз встать на мою сторону? – рассердилась Анна-Мария. – Знаешь, кто она? Предательница своего класса.

– Она чувствует себя ущербной, как и ты, – попытался объяснить Роберт.

– Почему «как и я»? – вспыхнула Анна-Мария. – Кто тебе сказал, что я чувствую себя ущербной? Меня взбесило, что они мнят себя выше нас. Это не одно и то же.

Она подалась вперед и смахнула иней с внутренней стороны ветрового стекла. Жаркий ветерок из кондиционера и испарения с ее насквозь промокшего платья превратили салон машины в парную.

– А туфли Йенни! – причитала Анна-Мария. – Они стоят не меньше тысячи долларов. Ребекке следовало написать на пригласительных билетах: «Одежда: удлиненные трусы и бюстгальтер». Для чего я покупала это дорогущее платье? Не помню, чтобы когда-нибудь оказывалась в таком дурацком положении. Но ты же знаешь, как рассуждают эти люди… «Тот, кто умеет обращаться со столовыми приборами, может позволить себе держать нож в зубах». Но что это значит на самом деле? Что высший класс ведет себя как ему заблагорассудится, а мы должны приспосабливаться… У меня косметика на щеках, да? Кажется, не только на щеках, но и под грудью.

Роберт покосился на жену.

– На самом деле ты до чертиков сексуальна.

– Брось. Прекрати болтать… Послушай, куда мы едем? Нам ведь совсем в другую сторону.

– Тише. – Роберт приложил палец к губам и повернул влево на транспортном кольце, оставив за спиной старушку Кируну. – Я хочу показать тебе одну вещь.

– Что? – не поняла Анна-Мария. – Что за вещь? Еще какой-нибудь дом рядом с новой ратушей? Брось, я сказала. Мы не можем посмотреть его в другой раз? Все равно сейчас ничего не видно.

Роберт снова приложил палец к губам, подмигнул и улыбнулся. Еще два раза Анна-Мария пыталась открыть рот, чтобы спросить мужа, куда он едет, и сказать, что ей не нужно никуда, кроме как домой. Но Роберт только шикал на нее и делал загадочные глаза.

Они проехали насквозь поселок Кауппинен, хотя это и было запрещено.

– Помнишь? – спросил он.

– По-моему, ты рехнулся, – ответила Анна-Мария.

Но улыбнулась, потому что оставаться серьезной и дальше было невозможно. Еще бы она не помнила! Ему было восемнадцать, ей шестнадцать. Оба жили с родителями, но у Роберта уже была собственная машина. В следующем году он переехал в свою «однушку» на Гиммермансгатан. А пока они спускались к карьеру возле Пойккияркивеген, парковались где-нибудь, чтобы не было видно с дороги, и занимались сексом.

– Пока мы проезжали Кауппинен, мне обычно удавалось тебя уговорить.

– Ты… – рассмеялась Анна-Мария. – Болтун! Помнишь наш первый раз?

Впервые это случилось светлой летней ночью. Роберт опустил окна, когда они ехали через поселок. А потом сложили сиденья, выпрыгнули из джинсов и набросились друг на друга, как сумасшедшие. Только вот окна закрыть забыли, и это была вина Анны-Марии. Роберт думал об этом, как признавался впоследствии, но перенервничал из-за презерватива, который нужно было надеть. В считаные секунды машина наполнилась комарами. У Роберта потом оказалось не меньше сотни укусов на заднице.

– Даже между ягодицами, – вспоминал он.

Оба прекрасно знали эту историю, поэтому не было необходимости повторять ее с самого начала.

– Помню, как однажды у тетиной собаки завелись глисты, – продолжал Роберт. – Етмандская лайка… Она передвигалась по кухне, не отрывая зад от пола, потому что там чесалось. Вот и я чувствовал себя примерно как эта собака, дня три по крайней мере.

У Анны-Марии на глазах выступили слезы:

– Я все жду, когда эта история перестанет быть такой смешной…

Роберт остановился за гравийным карьером, оставив мотор работать на холостом ходу.

– Ты серьезно? – спросила Анна-Мария. – Разве мы не можем заняться этим дома? Нельзя же до такой степени недооценивать кровать в спальне.

– Ни малейшего шанса, – ответил Роберт, расстегивая страховочные ремни.