Грех

Петр служил в этой части уже два года. Командир стонал от его «подвигов»; намеками, когда звонил «большой» генерал, пытался подсказать, что, дескать, молодому парню, москвичу, гнить в такой дали, можно бы его и перевести поближе к родителю.

– Что, плохо служит? Ну, потерпи, полковник, заберу я его скоро, потерпи! – успокаивал командира папаша пьяницы, картежника и гуляки-лейтенанта.

С Виктором у Петра дружба разладилась, понял Виктор, что это никакая не дружба, а так, от тоски и одинокости они сошлись. Виктор был из простой семьи, из крестьянской. Образование при их бедности он мог получить только в военном училище, где одевали и кормили. Учиться ему нравилось, парень он был башковитый, ответственный, въедливый и с амбициями. Он очень хотел служить и точно знал, что уж до полковничьих погон точно дослужится. Все выходки Петра были ему не по нраву, он пытался говорить с ним, остерегал, на что Петр ухмылялся и отвечал уверенно:

– Прорвемся!

Дважды Петр, когда проигрывался в пух и прах, а играл он с серьезными людьми, там долги не прощались, дважды он просил денег у Виктора:

– Что ты, на них спать будешь? Для чего собираешь?

– Собираю. Родителям дом новый построю. Женюсь, семья будет, дети, их кормить и одевать нужно.

– А на ком женишься, на Лариске?

– Нет, на Зайнап женюсь. Вот ты уедешь, она успокоится, забудет тебя, я на ней и женюсь. Обязательно женюсь!

Петр Виктору рассказывал о новогодней ночи, о том, что встречается иногда с Зайнап, и о том, что эта дурочка-полуузбечка надеется, что он на ней женится и возьмет в Москву.

Виктору Зайнап понравилась сразу своей скромностью, спокойным нравом, со временем его чувства стали перерастать в большую настоящую любовь. Он стал презирать Петра, даже ненавидеть, стал избегать встреч с ним и разговоров, переселился в другую комнату в общежитии. И служил, честно служил Родине. В отношения Петра и Зайнап не вмешивался, ему казалось, что Зайнап любит Петра…

Командир уже больше не мог покрывать проступки наглого лейтенанта. Посоветовались они с замполитом и решили применить хитрый тактический ход: эх, двум смертям не бывать, а одной не миновать! При очередном докладе генералу командир, когда речь зашла о сынке, не стал говорить о службе, просто доложил:

– Остепеняется, остепеняется!

– Это мой-то обалдуй остепеняется?

– С девушкой встречается, вот-вот жениться собирается.

– С какой девушкой? – с опаской спросил генерал. – Из гарнизона?

– Нет, девушка-узбечка, с матерью живет в пригороде, из бедной семьи, хорошая, неизбалованная девушка, ей вот-вот шестнадцать лет должно исполниться, молоденькая совсем.

– Кто разрешил! – взбеленился генерал. – Нам только малолеток-узбечек не хватало! Ты куда смотрел?

– Да в таком деле не усмотришь, товарищ генерал.

– Твою мать! Отец-командир, называется! Что же сразу не доложил? Может, она уже и беременная? Мой кобель быстро все делает, везде поспевает.

– Не могу знать, товарищ генерал!

Генерал от души выматерил своего подчиненного и швырнул трубку на рычаг.

Уже через неделю пришел приказ о переводе лейтенанта Гуртового в Москву, в распоряжение штаба сухопутных войск.

Полковник с замполитом поняли, что их карьера с сегодняшнего дня закончилась, это было огорчительно.

– Но зато теперь его хоть не прибьют и не прирежут, и нам головы не поотрывают и погоны не снимут, пусть едет, – разумно успокаивал себя и командира замполит.

Вестовой отыскал Петра – в этот день он, к счастью, оказался в части – и передал приказ явиться в штаб.

Петр пришел в измятой гимнастерке с несвежим подворотничком, в нечищеных сапогах – никого не уважал и никого не боялся.

– Лейтенант Гуртовой, на вас пришел приказ – срочно откомандировать вас в Москву. Завтра летит наш самолет, вылет в десять часов утра.

– А что так срочно? – Петр вольно задал вопрос. – Следующим вылетом полечу, у меня есть дела в городе.

– Приказ генерала не обсуждается. К вылету подготовиться, за час доложить лично мне, – полковник побагровел от наглости лейтенанта.

Потом взял себя в руки, только скулы от напряжения задвигались, сказал тихо и внятно:

– Дела свои, сосунок, сделаешь в оставшееся время. И явишься завтра ко мне в кабинет с вещами ровно в девять ноль-ноль. Иначе я прикажу тебя связать и отправлю до Москвы товарным грузом, – и добавил на хорошем солдатском языке, что он думает об этом до смерти ему надоевшем наглом сопляке.

– Кругом! Шагом марш выполнять приказ!

А Петр как раз сейчас был в большом проигрыше, сегодня или завтра он должен вернуть карточный долг. Мелькнула наглая мысль: «А вот махну завтра в Москву, и поминай, как звали». Но он прекрасно знал, что у дружков Азиза, а именно тот ввел его в эту криминальную картежную среду, руки и до Москвы дотянутся.

Бессилие и страх приводили от одной абсурдной мысли к другой: взять деньги у Зайнап и ее матери. Да откуда же у этой бедноты такие деньги? Их он уже обобрал. Взять в кассе взаимопомощи? Там таких денег отродясь никому не давали, а тем более уезжающему навсегда. Где же? Где взять деньги? Сегодня, сейчас!

И вдруг – озарение! Деньги есть у Виктора! И он даст их Петру!

Он разыскал Виктора, сообщил о своем срочном отъезде и предложил:

– Вечером пойдем к Зайнап. Она не знает, что я уезжаю. Вот я сегодня скажу ей об этом и скажу, что ты будешь ей помогать во всем, пока я устроюсь и заберу ее в Москву. Я отдам ее тебе взамен на деньги. Она же тебе сильно нравится? А знаешь, какая она в постели? Ты мне сто раз спасибо скажешь!

– Ну и сволочь же ты! Если бы я не любил Зайнап, я убил бы тебя! Но я должен сделать ее счастливой и только ради нее я пойду на эту грязную сделку с тобою, с подонком.

– Тогда деньги давай сразу, сейчас, я их должен до вечера отдать, иначе мне каюк. А потом встретимся у Зайнап, приходи, – как к себе домой пригласил Петр. – Отметим мой отъезд.

– Деньги я тебе сейчас дам, но при жестком условии: ты больше никогда не увидишься с нею и навсегда о ней забудешь!

– Ну-ну, чего ты взъерошился? И тебе ее хватит! – но увидел налитые кровью глаза и сжатые кулаки Виктора, спешно добавил: – Ладно-ладно, все. Договорились. Верну долг – и сразу в часть.

Конечно же, Виктор не дождался Петра ни через два часа, ни в шесть, ни в восемь вечера. Как же мог этот подлец еще раз до своего отъезда не поиздеваться над несчастной, ничего не подозревающей девочкой?

Петр заехал к Зайнап, не купив в этот раз ни конфет для матери, ни гостинца для Зайнап. Он принес бутылку коньяку, попросил закуску, предложил Зайнап выпить с ним.

– Зачем мне пить? У меня потом голова будет болеть.

– Значит, пить буду один.

И пил рюмку за рюмкой, захмелел, взял Зайнап за руку и сказал:

– Я тебе скажу сегодня что-то важное и для тебя, и для меня. Хочешь знать, что?

– Говори, если это важно.

– Скажу. Только, Змейка, станцуй мне так, как ты умеешь. Разденься и станцуй, я тебя очень прошу!

– Ну что ты придумал, Петр? Тебя не было больше недели, теперь ты играешь в какие-то тайны и просишь, бог знает о чем! Не буду я раздеваться и танцевать не буду.

– Будешь! Если я сказал танцевать – танцуй! Сказал раздеваться – раздевайся!

Он швырнул Зайнап на кровать, стал стаскивать с нее одежду. Злоба перекосила его лицо, он был сильным, огромным и совершенно озверевшим. От ужаса и страха, что мать вмешается, она перестала сопротивляться:

– Не рви одежду! Я сама разденусь и станцую. Но это будет в последний раз, уходи навсегда!

– Все снимай! Голенькая танцуй!

В нем уже поднималось неукротимое желание овладеть девочкой, но звериная злоба самца, у которого отнимают самку, сдерживала его. Ему хотелось на прощание ее окончательно растоптать и унизить, чтобы она никогда не смогла забыть его безграничную власть над нею.

Он стал отхлопывать ритм; девочка, заливаясь слезами обиды, стыда и бессилия, стала двигаться, как в тумане, а он раскалялся все больше и больше.

Вдруг раздался стук в дверь, потом стук стал громче и настойчивее. Зайнап спешно натягивала халатик, пытаясь застегнуть его, но пуговицы никак не попадали в петли; растрепанная и заплаканная, она бросилась к двери:

– Кто?

– Кто там? – встревоженным эхом повторила мать из своей комнаты.

– Откройте, это Виктор. Мне срочно нужен Петр.

Зайнап, застегиваясь и поправляя волосы, открыла дверь, позвала:

– Петр, к тебе Виктор пришел. Спасибо, что ты пришел, уведи его, – со слезами на глазах попросила девочка.

Петр, увидев Виктора, ухмыльнулся:

– Что ж не дал мне на прощанье полакомиться? Ах, слово я тебе давал? Так оно ж нигде не записано! Змейка, уезжаю я завтра. Навсегда. Зашел к тебе попрощаться, а вот друг не велит. Ладно, будь здорова. Меня можешь забыть. Забудешь? Нет, не забудешь, горяченькая моя!

Сильный удар в челюсть свалил Петра с ног! Он опешил, не думал, никогда даже не предполагал, что Виктор такой спокойный и рассудительный, даст ему в морду!

– Ты чего? Ты чего? – поднимаясь на ноги, спрашивал он. – Из-за этой узбечки морду бить? Да я таких… – не успел закончить, получив еще одну крепкую затрещину.

Мать на шум вышла из своей комнаты, переведя взгляд с Петра на Виктора, Зайнап, спросила:

– Что тут происходит? Что вы делаете?

– Мама, Петр уезжает в Москву. Навсегда. Он зашел попрощаться, но слишком долго задержался, ему напоминают, в какую сторону нужно идти.

И обернувшись к Петру, сказала спокойно, настолько спокойно, что сама удивилась:

– Это очень хорошо, что ты уезжаешь. Я тебя вспоминать не буду, ничего хорошего ты в мою жизнь не добавил, от тебя только одно зло! Будь ты проклят!