– Что, нашли?! Фиг вам! Я-то с этим добром отсижусь на дне. Из Самарканда уезжаю, не ищите и никому ни слова, что я был! А ты, Звездочка, – он впервые со дня своего появления назвал ее ласково, как в детстве, – свои цацки пока не надевай, годика два погоди, пока все утихнет. От этого лейтенанта держись подальше, нечистый он, обманет и бросит. Я его раскусил – еще тот фрукт! Мать поцелуй, прощения за меня попроси, обидел я ее, пусть меня простит, – чмокнул сестру в лоб и пошел к двери.
Зайнап тихонько заперла дверь на щеколду, не успела до своей комнаты дойти, как на улице раздались крики, в дверь громко застучали:
– Откройте, милиция!
Мать всполошилась, со сна не могла понять, что происходит.
– Вот и достали мы вашего сыночка распрекрасного. Бандюга! Нашего товарища ранил, пришлось обезвредить.
– Как обезвредить? Что означает обезвредить? – испуганно спрашивала мать.
– Да так, мамаша, пристрелили мы его, как бешеную собаку. Он, гад, вооружен был, палить по нашим начал, понял, что в засаду попал и что не уйти ему. Пришлось стрелять на поражение.
– Как на поражение? Где он? Где Азиз? – мать с безумными глазами выскочила во двор. Посередине двора, освещенного фарами милицейского «газика», лежал распластанный, неподвижный Азиз, в руке его был зажат наган.
Мать кулем свалилась на тело сына, не произнесла ни одного звука.
Соседи сбежались на шум, любопытство пересилило страх, протискивались поближе, перешептывались, пока милиционер не прикрикнул:
– Чего собрались? Расходитесь по домам. У кого телефон есть, вызывайте две «скорых» для нашего раненого и для женщины. А этого, – он указал на Азиза, – в машину назад загружайте.
Зайнап склонилась к матери:
– Мамочка, родная, не умирай! Мамочка, как же я буду без тебя?
Мать потихоньку приходила в сознание, но встать на ноги не смогла, сильная боль в сердце отразилась на лице и в громком стоне.
– Сейчас, мамочка, потерпи, сейчас «скорая» приедет. Я тебе капель накапаю, выпей, – Зайнап пыталась прикрыть от матери пятно крови, растекшееся по двору.