– Ты должен был догадаться, что ты любимый сын, – сказал новый Фений. – Разве я не… он не брал тебя всегда с собой?
– Но он все время суетился вокруг Ронана. – Ниалл без конца твердил, что они похожи как две капли воды. Что Ронан его копия.
Диклан в явном замешательстве нахмурил брови и попытался пересмотреть свои воспоминания. Ронан был вылитым Ниаллом. Потому что его таким приснили.
– Он одобрял и хвалил Ронана за любой поступок, помнил каждое произнесенное им слово и озвученное вслух желание.
– Потому что было крайне важно, чтобы Ронан знал, что его любят так же, как и тебя, – сказал новый Фений. – Ведь последствия обиды… Он должен был расти, чувствуя себя сыном, а не монстром или домашним питомцем.
Проблема в том, подумал Диклан, что в конечном итоге Ронан все равно считал себя монстром и питомцем. Он представлял опасность для мира и для себя самого. Всю жизнь его растили как человека, а потом, когда он повзрослел, объявили, что нет, пожалуй, человека из него все же не получится. Возвращайся в Амбары и довольствуйся малым.
– Я не виню его, – сказал Диклан, подразумевая вовсе не Ниалла.
– Нельзя винить и Мор, – взволнованно заметил новый Фений. – Она действительно тебя любила. Ей нелегко пришлось. Если бы только видел, если бы…
– Ее я тоже не виню, – перебил Диклан. – Я не осуждаю. Легко, наблюдая за финалом трагедии, рассуждать, как было лучше поступить. Она сделала все, что смогла, – он продолжал, но не потому что решил непременно донести это до нового Фения, а потому, что ему самому нужно было услышать, как он произносит это вслух. – Я видел то, с чем она столкнулась. И знаю, каково это – жить в страхе. Пытаться сдержать волну прилива, о существовании которой знаешь только ты. Никто не вправе ее осуждать. Она та, кого… она именно тот человек, которого я надеялся найти, когда впервые начал ее искать.
Новый Фений смотрел в сторону. В дверях застыла Мор.
– Ты говорил это, зная, что я тебя слышу? – спросила она, уже догадываясь, каким будет ответ.
Трудно было сказать, что за мысли крутятся в ее голове. Она отличалась от Авроры. Нежной Авроры, такой понятной и предсказуемой.
– Я не смогла избавиться от всех воспоминаний о тебе, – сказала Мор. – Для этого из моей памяти пришлось бы забрать слишком много лет. Я бы окончательно запуталась, пытаясь собрать свою жизнь воедино. Поэтому кое-что я все-таки помню. Ты всегда был практичным. Даже будучи совсем крохой. А еще справедливым. – Она помолчала, перебирая в памяти кружевные обрывки воспоминаний. – И храбрым.
Диклан понял, что она ожидала от него гнева. Обиды. Ненависти и осуждения. Все это он испытывал прежде, до того, как увидел ее историю. Теперь эти чувства исчезли. Он тоже любил сны и их создателей. Мор не ошибалась в том, насколько опасны бывают сновидцы. Возможно, она не всегда относилась к ним справедливо, но только потому, что не существовало правильного и неправильного способа. Задолго до их появления на свет планету уже населяли грезы и не-грезы, и то, что годилось для одних, не обязательно пришлось бы по душе другим.
– Где сейчас Грейуорен? – спросила Мор.
– Умирает, – ответил Диклан. – Ронану нужен живительный магнит, его я и пытался достать.
Мор О-Коррах отвернулась и посмотрела в окно. Сейчас она невероятно напоминала женщину с портрета, присненного Ниаллом.
Диклан хотел бы, чтобы его отец влюбился в такую женщину.
Она и была той женщиной, в которую его отец влюбился.
Самой большой ложью Диклана за все эти годы стало то, как упорно он твердил себе, что ненавидит отца.
Ведь на самом деле, всякий раз повторяя себе эти слова, он подразумевал совершенно иное
Мор О-Коррах указала подбородком на Диклана.
– Упакуй его как следует. Собери вещи и все, что может понадобиться, в три сумки, не больше. Будь готов в любой момент.
– Что ты задумала? – спросил новый Фений.
– Вчера во время перестрелки я украла у Боудикки чернила, – сказала Мор. – Я взяла их для тебя, любимый, но боюсь, тебе придется еще немного подождать.
39