Греческая эпиграмма

Триста мужей, привезенных опять на ладье для умерших,
  Новую жертву войны встретивши, молвил Аид:
«Это спартанская рать; у них — вы видите? — раны
  Все на груди: они приняли грудью удар.
Дай же теперь от трудов себе отдых, о племя Арея
  Непобедимого! Здесь сном моим тихим усни».

НА СМЕРТЬ ГЕРМАНИКА

Стражники мертвых, поставьте преграды у каждого входа
  В царстве Аида, и вы, двери, замкнитесь на ключ!
Так говорю я, Аид. Не для нас он — для неба Германик.
  Разве такое судно мог бы вместить Ахеронт?

*[102]

Кифотарида-болтунья под бременем лет поседела, —
  Нестора после нее старцем нельзя называть.
Смотрит на свет больше века оленьего и начала уж
  Левой рукою своей новый отсчитывать век.
Здравствует, видит прекрасно и в резвости спорит с девчонкой.
  В недоумении я: как это терпит Аид?

ЭРИКИЙ

ЭПИТАФИЯ АФИНЯНКЕ, ВЗЯТОЙ В ПЛЕН РИМЛЯНАМИ

Родом из Аттики я, афинянка; но грозным Ареем
  В римский давно уже плен уведена из Афин,
Римской гражданкою стала. Теперь наконец, после смерти,
  Прах мой землею своей Кизик покрыл островной.
Благословляю я землю родную и ту, где жила я,
  Благословляю и край, где схоронили меня.

НА ПАРФЕНИЯ, ХУЛИТЕЛЯ ГОМЕРА

Хоть и в могиле лежит уж Парфений, а все-таки лейте,
  Лейте смолу на него, на сквернослова, за то,
Что изрыгались потоки слюны ядовитой и грязи
  В гнусных элегиях им на пиерийских богинь!
Так далеко он в безумстве зашел, что дерзнул «Илиаду»
  Тернием вслух называть, а «Одиссею» дерьмом!
Руки ужасных эриний за это на стрежне Коцита
  Душат его, охватив шею железной петлей.

АНТИФИЛ ВИЗАНТИЙСКИЙ

Нивы ужель не осталось другой для сохи селянина?
  Что же стенящий твой вол пашет на самых гробах,
Ралом железным тревожа усопших? Ты мнишь, дерзновенный,
  Тучные кинув поля, жатву от праха вкусить!
Смертен и ты. И твои не останутся кости в покое;
  Сам святотатство начав, им же ты будешь казним.

ДИКЕАРХИЯ[103]

— Что здесь за насыпь, скажи, Дикеархия, брошена в море
  И в середину воды врезалась массой своей?
Точно руками циклопов построены мощные стены.
  Долго ль насилие мне, морю, терпеть от земли?
— Целого мира я флот принимаю. Взгляни лишь на близкий
  Рим и скажи, велика ль гавань моя для него.

НЕОСТОРОЖНОЕ СЛОВО

Весело, к краю родному уже приближаясь, сказал я:
  «Завтра окончится мой долгий и тягостный путь».
Но не закрыл еще уст, как в Аид превратилося море,
  И погубило меня скорое слово мое.
Пусть же никто не пророчит о завтрашнем дне: Немезиды
  Не избежит ни одно из легкомысленных слов.

О МОРЕХОДСТВЕ