– Так вот, – продолжил Рудницкий с невозмутимым видом. – Однажды я слышал, – не от него самого, к сожалению, – что во время археологических раскопок на архипелаге Белого моря Кузовском, точнее на острове Русский Кузов, Гумилев вскрыл очень древнюю гробницу, в которой обнаружил скелет женщины. Необычный скелет. Более двух с половиной метров ростом.
Анна мгновенно забыла про хрюканье и топот.
– С другой планеты, что ли?
– Возможно. Но в данном случае важно не это. На женщине было одно-единственное украшение – гребень. Хотя погребение явно говорило о том, что похоронена важная персона. Возможно, даже – королева этого народа.
Рудницкий задумчиво улыбнулся.
– Гребень удивительной работы и редкой красоты: прекрасная девушка в облегающей тунике сидит на спинах двух дельфинов, несущих ее по морю. Гумилев считал, что гребень принадлежал некой цивилизации, о которой человечеству ничего не известно.
– Почему он так решил? Гребень был из какого-то необычного материала?
– Из золота. Но странного. Гребень был чересчур пластичен. Чуть ли не отпечатки пальцев на нем можно было оставить. Провели анализ. Выяснилось, что гребень сделан из золота тысячной пробы, которого нет в природе.
И, заметив, каким удивлением блеснули ее глаза, пояснил:
– То есть его невозможно получить искусственным путем, а в природе оно не существует.
– Непостижимо.
– Вот именно. Какой цивилизации принадлежала эта находка, не мог сказать ни один специалист.
– Когда Гумилев нашел гребень?
– В девятьсот четвертом году.
– В последний раз я видела его в «Привале комедиантов» весной шестнадцатого.
Рудницкий подлил кипятку в стакан и вдруг спросил:
– Вы знаете, как он погиб?
– Расстрелян. Двадцать шестого августа. Я вернулась в город через три дня.
– Вы не смогли бы помочь.
– Знаю. И все равно. Седьмого августа умер Блок. Потом Гумилев. Как будто брешь какая-то в пространстве появилась. Место пустое. Понимаете?
– Понимаю. Не раз чувствовал подобное.
Они помолчали.
– А что случилось с гребнем?
Ага, зацепило!
– Гумилев его продал.
– Как продал?
– Да очень просто. Были нужны деньги на новую экспедицию и продолжение работ. Цену, правда, заломил баснословную.
– Нашелся покупатель?
– Еще какой!
– И кто же?
– Матильда Кшесинская.
Анна, набравшая в рот чаю, от неожиданности проглотила кипяток, схватилась за горло, задышала, закашляла.
Рудницкий схватил полотенце и зачем-то стал махать у нее перед лицом. Остудить, должно быть, хотел.
Отдышавшись, она уставилась на него круглыми глазищами.
– Что вы об этом знаете? Расскажите все!
– Про Матильду? Или гребень?
– Про обоих.
– Насчет продажи гребня – это довольно известная в узких кругах история! Сам я к ним не принадлежу, но кое с кем знакомство вожу.
– Уметь водить знакомства – очень ценное качество, – улыбнулась Анна.
Рудницкий пожал плечами.
– Ну а про Кшесинскую и ее положение после семнадцатого года я знаю то же, что и все. Она обожала драгоценности, и их у нее было немало. Слышал, что большую часть вывезти из России не удалось.
– И где они теперь, по-вашему?
– Кто знает, Анна Афанасьевна. Возможно, спрятала. Или растащили, разграбили. Как-то слышал от одного человека, что на следующий день после бегства хозяйки ее экономка сама впустила в дом революционеров со словами: «Входите, пташка упорхнула!» Мешками добро выносили. И более всех в этом преуспела Катя-коровница, любившая припадать к ногам хозяйки при каждом удобном случае.
Рудницкий замолчал, рассматривая трясогузку, вспорхнувшую вдруг на перила.
– А гребень? – нетерпеливо спросила Анна.
– Да, гребень, – спохватился Аркадий Нестерович. – Подруга Кшесинской Зоя Ицкина была вхожа во многие дома. Один из ее давних знакомых рассказал мне, будто бы сама Матильда утверждала: приобретение гребня стало началом неожиданных мистических перемен в ее жизни. Она стала замечать: когда на ней этот гребень, все удается, ее мысли сбываются буквально. Загадывает какую-то встречу – она происходит, и так далее. Возможно, это выдумка экзальтированной женщины, – я Ицкину имею в виду, – но люди легко верят в такие вещи.
– Особенно в последнее время.
– Говорят, на Кшесинскую выходили люди из ассоциации американских мормонов. Предлагали за гребень два миллиона рублей, а потом и вовсе вручили подписанный чек. Сумму она должна была указать сама.
– Даже так?
– Кшесинская отказалась. Гумилев продал ей гребень с условием, что он никогда не покинет пределы России.
– Странное условие.
– Потом ей вроде бы даже угрожали. Поэтому гребень она всегда возила при себе. Боялась оставить.
– Вы намекаете, что она все же могла вывезти его из страны?
– Как ни странно, нет. Ни во время пребывания в Кисловодске, ни в Новороссийске, когда они готовились покинуть Россию навсегда, гребня при ней не было. Их с сыном отказывались сажать на «Семирамиду» – так назывался итальянский пароход. По данным одного очень осведомленного человека – не могу назвать его имени, – при ней оказались лишь запонки от Фаберже. Ими Кшесинская и расплатилась с капитаном судна.
– Значит, гребень в России.
– И, смею надеяться, ближе, чем кажется.
– Откуда уверенность?