Граждане

Глава восьмая

1

В Варшаве упорно держалась ноябрьская слякоть. Той осенью во всей стране были затруднения с продовольствием, мужчины и женщины мокли в длинных очередях за продуктами. Поистине тяжкая была осень! Над городом нависло холодное, свинцовое небо. Из-под заборов, окружавших строительные участки, текла смесь цементной пыли и дождя, покрывая некоторые улицы вязкой, чавкающей грязью желто-бурого цвета. В сумерки из фабрик и контор выливались потоки людей, на мостовых возникали заторы машин, в трамваях чуть не дрались из-за мест, и они шли облепленные людьми, цеплявшимися за буфера и поручни. В эти часы много бывало несчастных случаев. В темноте под дождем терпеливо ожидали на остановках безмолвные и неподвижные толпы. Очереди стояли и у складов угля и кокса. На ожидание уходили долгие часы, и казалось, что ему не будет конца. Тесно сбитые, извивавшиеся петлями вереницы людей стояли у касс кино и театров. В ресторанах и кафе теснились за столиками; толпились в проходах, ожидая свободных мест. На стройках громкоговорители хрипло выкрикивали последние известия: по всей стране идут плановые заготовки зерна, впереди всех — воеводства Катовицкое и Краковское, отстают Белостоцкое и Гданьское… За серой сеткой дождя, среди людской толчеи и стука колес, из желтоватых котлованов поднимались черные силуэты новых домов, и над сараями, где помещались мастерские, уже светились окна заселенных квартир. Жизнь в них началась еще до окончания строительства. В киоске, притулившемся у подножия лесов, можно было купить сегодняшние газеты с сообщениями о сессии ООН в Париже, на которой американские делегаты внесли проект, противоречивший всем доводам разума, ибо они вместо запрещения атомного оружия отстаивали дальнейшее расширение его производства. «Картина, достойная богов!» — сказал министр Вышинский, высмеивая этот проект.

Речь Вышинского передавалась с комментариями по радио. Слово «достойная» диктор произносил тоном насмешливо-патетическим, как Гамлет в любительском спектакле. Комментировалась эта речь и докладчиками, выступавшими в учреждениях, и на предприятиях, и в стенных газетах, и на партийных собраниях. Важные вести из внешнего мира переводились на язык бесчисленных производственных совещаний, которые шли неизменно каждый день, как бы люди ни были утомлены. Таких совещаний в Варшаве происходили тысячи во все часы дня, и они прочно вошли в жизнь города.

Газету с речью Вышинского Павел читал, стоя в битком набитом коридоре вагона третьего класса, где-то между Скерневицами и Варшавой. Фраза о «картине, достойной богов» ему очень понравилась. Поезд останавливался на маленьких станциях, кишевших ожидающими, и, постояв, трогался под шум и суматоху, оставляя за собой галдеж и топот бегущих ног. Мелькали бело-черные указатели с названиями мест, поля, перелески, луга. «Вот она, Польша…» — думал Павел, жадно глядя в окно, и сдвигал брови в спокойной уверенности, что народное правительство и партия уже простерли свою заботу на эту землю, на самые маленькие местечки и деревни.