Гранатовый дом

Все отделения КГБ на Украине получили суровую разнарядку из Москвы, так сказать, полуофициальный приказ: искать террористические «бандеровские» организации с центром в Киеве и в других крупных городах, которые направляются и финансируются «западными спецслужбами».

Последовало множество арестов, так как под эту формулировку можно было подогнать кого угодно. Часто КГБ просто устраняло неугодных людей, пользуясь вымышленными обвинениями в терроризме.

Если раньше репрессивные процессы немного затихли, стали более мягкими, то теперь они возобновились со всей серьезностью. И эти репрессии носили более «коварный» характер, потому что арестованных отправляли не только в тюрьму. В репрессивной машине появилось явление более страшное, чем тюрьма. И Емельянову предстояло столкнуться с этим очень скоро…

Было уже около 11 вечера, когда Константин вышел с работы. День был тяжелым — два задержания по горячим следам, кража и бытовуха — покушение на убийство. Ничего интересного, рутина — двое заводских рабочих надрались самогонки, и в пылу ссоры один дал другому по голове. Пострадавший не умер — бутылка просто рассекла кожу. Но кровищи вылилось немеряно.

Милицию вызвали соседи. Пострадавшего отвезли в больницу, зашивать тупую башку. А вмиг протрезвевшего алкаша отправили в отделение уголовного розыска, где Емельянову пришлось заниматься всем этим.

Алкаш каялся и бил себя в грудь, опер быстренько оформил бумаги. Но пока длилась обычная бумажная волокита, уже пробило 11 часов. Емельянов страшно устал. И когда наконец вышел с работы, вздохнул с огромным облегчением.

Он медленно шел по ночному городу, вдыхая уже теплый воздух. Мелькнула мысль позвонить Але, но он быстро отбросил ее. Был пока не готов. Да и устал страшно. Лучше уж покормить котов и лечь спать.

Емельянов шел по знакомым улицам, не обращая особого внимания на дорогу, на автоматизме. Вокруг не было никого. Уже действительно было очень поздно, люди попрятались по своим норам. Это безлюдье очень нравилось Константину. В последнее время он не любил людей.

Емельянов уже почти подошел к своей улице Льва Толстого, как позади вдруг раздались шаги. Профессионально он среагировал на этот звук, замедляя темп своих шагов. Кто-то приближался. Константин остановился, чтобы обернуться и бросить взгляд на этого случайного ночного прохожего, как он делал всегда, но вдруг почувствовал резкую, острую боль в шее, словно его кольнули иглой. В тот же самый миг перед глазами все заплясало — вначале ослепительными огненными брызгами, потом все бесцветней и бесцветней. Пока Емельянов наконец не погрузился в сомкнувшуюся над ним темноту.

Когда сознание стало к нему возвращаться, первым делом, не открывая глаз, он пошевелил руками и ногами. Они были целы, да и болезненных ощущений в теле практически не ощущалось. Тогда Емельянов открыл глаза.

Он лежал на диване в незнакомой комнате, обставленной вполне прилично — стол, мягкая мебель. Рядом с диваном светился уютным домашним светом торшер под матерчатым абажуром, посередине стоял журнальный столик, на котором лежали какие-то бумаги, а в кресле рядом с этим столиком, как раз напротив дивана, сидел человек, которого Емельянов вполне готов был увидеть. Это был Печерский.

— Извини за такой метод доставки, — произнес он, увидев, что Константин очнулся. — Думаю, нам вполне пора перейти на «ты». Хотя мы уже, кажется, на «ты» когда-то и разговаривали.

— Ампула со снотворным? — спросил Емельянов, прекрасно понимающий, что из специального пистолета ему выстрелили в шею. Он попытался сесть. Это удалось ему без труда. На удивление, Константин чувствовал себя достаточно хорошо, только была немного тяжелой голова. Но он знал, что это пройдет.

— Просто не хотел, чтобы ты кое-что видел, — пояснил Печерский.

— Явочная квартира? — усмехнулся Емельянов. — Но я все равно ее увижу, когда буду выходить. Или ты планируешь меня не выпустить?

— Увидишь. Не в квартире дело. Я не хотел, чтобы ты видел агента, который доставил тебя сюда.

— Мне нет дела до твоих агентов.

— Серьезно? — почти расхохотался Печерский, и Емельянов понял, почему тот привез его сюда. Из-за Али. Из-за режиссера Аджанова. Из-за всех сразу.

— Можно было спокойно встретиться в нейтральном месте и поговорить, если надо, — буркнул Константин, потирая все еще саднящую шею. В месте укола остались все же неприятные ощущения.

— Так драматичней, — театрально пояснил Печерский. — К тому же у нас вся ночь впереди. Успеем побеседовать.

Емельянов взглянул на часы — было начало второго ночи. Еще одним сюрпризом для него было то, что усталости он почти не чувствовал.

— Поговорим, — согласился. — О чем?

— Зачем ты ищешь человека, который был арестован по расстрельной статье? — прямо спросил Печерский.

— Какой расстрельной статье? — не понял Константин. — Ты об этом режиссере, Аджанове?

— Он у нас, — кивнул Печерский, — а вот где, знать тебе не обязательно. Я хочу тебе кое-что объяснить.

— Объясняй.

— Это очень опасный человек. Ты знал, что он уже был судим?

— Нет, — удивился Емельянов. — За что?

— По 121 статье.