Графоман

В мои тексты реальность привносили только заимствования. Сам я могу писать только о своих шизоидных ощущениях от реальности. И пытаюсь выдать свои записки шизоида за творчество. Странно, но почему-то мои попытки не проходят успешно. Неоригинальные люди очень хорошо чувствуют мою странность.

Если ты не можешь проявить свой талант, то его нет. Во мне есть только упрямство. Глупый упрямец. Я не смогу охарактеризовать себя лучше.

Я писал для того, чтобы научиться говорить. Мне это не удалось.

Моя речь по-прежнему запинается. Молчу среди людей. Способен говорить только с несколькими избранными людьми. Мои мысли примитивны и односложны.

Писания, вообразившие себя творчеством. Но я оказался совсем не творцом. И не считаю себя в этом виноватым. Бог определил, что я проживу жизнь бездарного человека. Возражать Богу смешно. А я не хочу быть смешным еще и в этом.

Я принял свой путь бездарного человека. Произошло это в тридцать лет. А до этого времени я воображал себя талантливым. Но оказалось, что уровень моего таланта так низок, что правильнее было бы говорить именно о бездарности.

Мне не удается выдумать реальность, в которой могли бы жить герои моих произведений. Я пытаюсь спрятаться за вымышленными персонажами. Не получается спрятаться.

Бездарный в творчестве я буду продолжать свои бездарные записи, комбинируя их с материалами других более способных писателей. Буду подбирать актуальные темы. Вдруг однажды это и сработает. Буду продолжать жизнь жалкого человека.

У меня никогда не было вкуса. И воображения тоже нет. У меня есть только зависть и хитрость. Я вообразил, что этого достаточно, чтобы стать успешным писателем.

Мое писание – это мой крест. Каждый человек распят на чем-то.

Не пытайся защититься от слов. Слова – это вирус, который живет в крови. Я говорю о словах, от которых невозможно спрятаться.

Мои тексты растут из моего страха и отчаяния. И кто сказал, что это тексты? Боль не может быть текстом. Я давлю из себя слова, как из тюбика пасту.

Могу только повторять чужие слова и комбинировать их. Если я откажусь от писания, в моей жизни ничего не останется. Ничего не хочу, кроме сидения за столом и писания. Я – ограниченный человек.

Странность моих текстов должна стать опытом вашей жизни. Просто чтение не поднимается дальше пустой траты времени. Прочитанная книга должна становиться частью вашего жизненного опыта. Тексты, выписывающие кружева слов крадут ваше время.

Односложными предложениями я стараюсь упростить окружающую меня реальность. Получается упростить только текст. Но мои примитивные мысли не выразить иначе. Тупость наследственна. Мозг не переделать.

Не могу. Так и на могиле напишут – он ничего не смог.

Я не смогу описать ничего другого, кроме отчаяния человека. Мне становится страшно от мысли о невозможности будущего. Я или занимаюсь плагиатом чужих мыслей и эмоций или описываю свои неловкие патологии.

Я не пишу об обычных вещах. Я пишу о том, что кроме меня не напишет никто. Абсолютно самобытный текст в истории литературы. Текст, выпадающий из обыденности любой реальности и никогда не возвращающийся в нее.

Я воображал, что чтение или писание способно развить мой мозг. Я заблуждался. Все функциональные параметры задаются изначально. Развитый мозг невозможно убить даже алкоголем. А отсутствие способностей не компенсируют никакие занятия.

Просто все не могут быть Энштейнами. Кто-то должен выполнять черную работу. Тем кто оказался чернорабочим не повезло с судьбой, как и мне.

Я постоянно ищу новые возможности для проявления своей социопатии. Первоначально мое творчество задумывалось, как средство легкого заработка и воздействия на неокрепшие умы. Но окружающие люди оказались умнее меня и мои попытки не прошли.

Мой герой стал шизоидом. Неожиданно и смело. Никем другим он и не мог стать в моем исполнении. О ком бы я ни писал, в результате всегда получается шизоид – асоциальный тип, без личных связей. Социопат.

30

Иногда я выхожу на улицу. Иду вдоль дороги и смотрю на машины. Вокруг ходят люди. Много людей. Я им всем улыбаюсь. Но они стараются отвернуться и быстрей проскочить мимо. Наверное, я не так улыбаюсь.

И улыбаться в ответ на проявление дружеских чувств я быстро разучился. Иначе губы и мышцы под ушами болеть начинали от напряжения.

Но все-таки, как может человек показать кому-либо свое внутреннее состояние? То, что я хотел сказать, слишком многозначно, и подобные вещи, на самом деле, не могут быть переданы словами.

Предстояло забыть очень многое, что я и хотел сделать, и, располагая избытком времени для самоанализа, я мог это определять с большой избирательностью. Я овладел техническими приемами, необходимыми для точного выявления того, что мне в себе не нравилось, и для стирания этого из собственной памяти.

Это – в теории. На практике, к сожалению, все выглядело совсем по‑другому.

За последние несколько недель это был лучший день в моей жизни.

«Мой крест, – подвел я итог. – Мой мир».

Почему я об этом раньше не подумал? Такое ощущение, как будто нашел недостающее звено неизвестно к чему.