Графиня Листаль

— Ея свадьбы! Ах! да, теперь я вспомнил…. сказал больной, который, казалось, должен был сделать большое усилие, чтобы припомнить это. Я вспомнил… она плакала, бедняжка…

Американка поднялась с колен и встала перед креслом мужа.

— Отчего ты взяла от меня свои руки? тихо спросил де-Листаль.

Ироническая улыбка мелькнула на губах Мариен, но она не пододвинулась.

— Да, она плакала; действительно, это так тяжело покориться желанию отца, который желает только ея счастья…

— О! Берта добра; я не могу предположить, чтобы она была раздражена против меня…

— Отчего же нет? Вы имели дерзость воспротивиться исполнению каприза молодой девушки; вы взяли на себя заботу подумать о ея будущности, о ея счастии; в глазах детей это большая ошибка родителей….

Говоря эти слова, Мариен пристально глядела на графа, который опустил глаза, точно ребенок.

Тем не менее, что–то противилось в нем влиянию, которое Мариен все более и более приобретала над ним.

— Сколько я помню, сказал он, правда, моя: память теперь плохо служит мне… но вы, кажется, сказали мне, что ея свадьба с Морисом Серван невозможна?

— Невозможна! медленно повторила графиня, я действительно говорила вам это и вы соглашались со мною.

— Да… да… это так. Однако… я дал ему слово…

— Едва обещание….

— Но Берта любит его!

— Фантазия ребенка!…

Де—Листаль взглянул на графиню: и тогда, он увидел на ея лице выражение безпощадной воли.

Он угадал — это был точно блеск молнии — он угадал, что участь его дочери безвозвратно решена. Какой–то голос кричал ему, что он должен сопротивляться, что счастие его ребенка было поставлено на карту и что ее хотели принести в жертву.

Графиня, между тем, приблизилась к нему и взяла его за руки. Какая–то приятная теплота распространялась вокруг нея. Наклонившись над мужем, Мариен окружила его какой–то опьяняющей атмосферой.

— Ну, чтоже? сказала она, голосом, который заставил задрожать самыя сокровенныя фибры его души, неужели вы откажете мне в том, о чем я вас просила.

— Говори! говори! прошептал де-Листаль, у котораго последняя энергия пропала; разве ты не знаешь, дорогая, что я сделаю все, чего–бы ты не потребовала от меня?

— Потребовала? о! какое нехорошее слово…. Разве вы не понимаете, что я прежде всего забочусь о счастии нашей дочери. Правда, что ея союз с Джорджем приятен для меня… мне кажется, что он освящает узы, соединяющия меня с вами… и я горжусь, что вы выбрали мужем вашей дочери соотечественника вашей жены… Кроме того, вы поможете мне заплатить долг благодарности.

— Да, да, шептал больной, который упивался звуками голоса Мариен, так сказать, не понимая даже смысла ея слов.

— Джордж любит Берту… Он красив, богат. Он не отнимет у вас дочери. Он будет жить вместе с вами. Вы согласны, не правда–ли?

Граф кивнул головой.

— О! благодарю! благодарю! вскричала графиня; вы мне одной минутой платите за всю мою привязанность к вам, за всю преданность…

В эту самую минуту в дверь постучались и вошедший лакей подал графине визитную карточку.

Она прочитала ее и вздрогнула.

— Наконец–то! подумала она, пора давно с этим кончить.

— Друг мой, сказала она вслух, подходя к мужу, г-н Морис Серван желает с вами говорить… Вы знаете… по вашему приказанию я просила его придти сюда… Хотите вы его принять?

— Пусть войдет, сказал граф.

— Я вас оставляю, сказала графиня, идя к двери.

Больной вздрогнул.

— Нет, нет… прошу вас… останьтесь…

Этого только и желала Мариен. Она боялась слабости мужа.

— Я повинуюсь. Но, прибавила она, наклоняясь к мужу, будьте спокойны… чтобы ни случилось.

Вошел Морис.

Молодой человек был бледен. Его большие черные глаза сверкали лихорадочным блеском. Но он был вполне хладнокровен. Он чувствовал, что находится лицем к лицу со своим врагом, и был готов начать битву.

Он низко поклонился графине и подошел пожать руку графу, потом сказал:

— Вы звали меня, граф. Я поспешил исполнить ваше желание. Но прежде всего скажите, как ваше здоровье? Я знаю, что опасность миновалась….

— Да, сказал Листаль, я чувствую себя гораздо лучше, благодаря заботам, которыми я окружен. Через несколько дней я буду совсем здоров.

— Друг мой, вмешалась графиня, позвольте мне напомнить, что доктора велят вам как можно меньше говорить. Поэтому, скажите скорее господину Сервану, зачем вы просили его придти.

Наступило минутное молчание.

Граф глядел на Мориса, он разсматривал его откровенное и благородное лице. Он говорил себе, что любил этого молодого человека.

Он припоминал их последний разговор и спрашивал себя, имел–ли право, граф Листаль, взять назад, раз данное слово.

Мариен ждала спокойно улыбаясь.

— Граф, сказал Морис, слегка возвышая голос, графиня права, вы должны избегать всякаго утомления и, если вы позволите, то я избавлю вас от труда говорить самому то, для чего вы меня позвали….

— Друг мой, сказал граф, как–бы для того, чтобы перебить его.

Морис взял руку Листаля и слегка пожал ее.

Затем продолжал, ясно выговаривая каждое слово:

— Новыя обстоятельства, независящия от вашей воли, заставляют вас, к вашему крайнему сожалению, взять у меня назад, данное мне вами слово…