Граф М.Т. Лорис-Меликов и его современники

Но если в первых своих докладах царю Лорис-Меликов настаивал на том, что в борьбе с крамолой власть не может ограничиться полицейскими мерами, то с осени 1880 г. он подчеркивает, что эти меры не должны быть главными. Для сокрушения крамолы решающее значение будет иметь не только «строгое преследование вредных проявлений социального учения», но, по его словам, главным образом, возможное удовлетворение законных нужд и потребностей населения⁴⁶⁷. Это отношение к карательной политике, традиционно воспринимавшейся имперским сознанием как основной фактор борьбы с враждебными явлениями, будет поставлено диктатору в особую вину. Один из его противников, правильно поняв, что граф «придавал полицейской предупредительной и охранной деятельности, даже непосредственно в самой столице, только второстепенное значение», а все его действия были «устремлены на осуществление гуманных либеральных мер», обвинит Лорис-Меликова, что он не исполнил свой первый долг, и поэтому дал возможность свершиться цареубийству⁴⁶⁸.

Обвинение это (во многом справедливое) на другой день после 1 марта уже звучало в высших правительственных сферах.

Между тем репрессивная политика Лорис-Меликова, при отсутствии в ней чрезвычайных мер и некотором смягчении полицейских преследований сравнительно с предшествующим периодом, оставалась достаточно последовательной и твердой в искоренении противников режима. По подсчетам исследователя революционного движения, за 14 месяцев диктатуры прошло 32 судебных процесса (как правило, закрытых) и было вынесено 18 смертных приговоров⁴⁶⁹. Несомненно, эти две стороны деятельности диктатора — карательная и созидательная — вступали между собой в определенное противоречие, вызывая сбивчивость позиции диктатора. Ориентация на общественную поддержку побуждала к смягчению репрессий, ставка на царя как главную опору задуманных реформ требовала как раз их ужесточения. Как затруднительно оказывалось согласовать эти разные тенденции, видно на примере отношения Аорис-Меликова к процессу 16 народовольцев.

Смертный приговор был вынесен пяти подсудимым, остальные одиннадцать ссылались в каторжные работы. 31 октября 1880 г. Ло-рис-Меликов шлет телеграмму товарищу министра внутренних дел по полиции П.А. Черевину с просьбой доложить царю, что одновременное исполнение приговора над всеми осужденными к смертной казни «произвело бы крайне тяжелое впечатление среди господствующего в огромном большинстве общества благоприятного политического настроения». Граф сообщает, что, по его сведениям, в обществе ожидается дарование жизни всем осужденным к смертной казни, полагая, что милосердие «благотворно отзовется на большинстве населения». Однако, заявив, что «как человек и как государственный деятель» он «готов был бы присоединиться к мнению большинства, основательно ожидающего смягчения участи осркденных», Лорис-Меликов не скрывает, что боится нареканий за мягкий приговор, которые неминуемо падут на него⁴⁷⁰.

Телеграмма Лорис-Меликова возбркдает много вопросов. Почему диктатор, наделенный правом испрашивать непосредственно у императора повеления и указания, «когда признает сие нркным»⁴⁷¹, обращается к нему через посредника в случае, который сам признает особо важным? Михаил Тариелович умел убеждать императора, несмотря на противодействие со стороны своих противников, скрытых и явных. Вряд ли он сомневался, что наследник (которому близкий ему Чере-вин обязательно покажет телеграмму) одобрит приговоры. Вряд ли мог понадеяться, что он и Черевин выскажутся за их смягчение. Обращаясь к царю через посредников, всесильный диктатор как бы устраняется от ответственности, в то же время подсказывая некое компромиссное решение: казнить только двоих. С одной стороны, вроде бы он просил о милосердии, с другой — предупредил о его негативных последствиях. Думается, что осенью 1880 г., занимаясь подготовкой преобразований, граф боялся помешать их продвижению. Испрашивая милость для государственных преступников, он легко мог вызвать недовольство царя и поэтому предпочел прямому пути — окольный.

Преимущественное внимание Лорис-Меликов действительно отдавал подготовке преобразований, сосредоточив здесь свои главные усилия. Это сказалось и на неудовлетворительном состоянии политического сыска. Лорис-Меликов не имел достаточно полной и серьезной информации о том, что делается в революционном подполье, о примерной численности «Народной воли», ее местных групп и кружков, о формах и масштабах пропаганды среди населения. Не получал он информации о готовящихся покушениях на царя, хотя возможность их предвидел. Строжайшая конспирация в рядах народовольцев, их сдержанность на следствии и суде (соответственно требованиям устава партии) сильно затрудняли собирание сведений о планах главной революционной силы, действующей в империи. Так, Лорис-Меликов сообщает царю в сентябре 1880 г., что «в данное время центром пропаганды несомненно служит Москва». Но эта информация, полученная им от местных властей, не соответствовала действительности.