Толпы народа, удивленного, по-видимому, таким скорым отъездом высокого гостя, которого он и рассмотреть-то хорошенько не успел, с любопытством озирали его со всех сторон, когда он ехал верхом по узким и тесным улочкам аула, запрркенным этими толпами.
Когда все мы свернули на большую дорогу, Лорис-Меликов, направляясь прямо в Дербент и не желая утруждать более ни моего отца, ни провожавших его дальнейшими проводами, распрощался со всеми нами, пожимая отцу руку и выражая всем свою признательность за полный порядок и радушный прием.
До Дербента тем не менее все же сопровождали Михаила Тариело-вича: его адъютант и половинный комплект наших нукеров во главе с Измаилом-башчи. Так приказано было заранее начальником округа в знак почета, оказываемого нашему официальному гостю.
Хорошо зная, как кавказец, непоколебимость такого восточного этикета, Лорис-Меликов не упорствовал в выполнении его и, еще раз распрощавшись с отцом и нами, любезно сказал, обращаясь ко мне и брату:
— Ну, до свидания, друзья мои милые! Бог даст, увидимся опять, — и, наклонившись с седла, поцеловал при этом полюбившегося ему брата... Приподняв затем перед всеми свое кепи, он пришпорил коня и отделился со своею свитою от нас.
Нукеры с Измаилом-пашою должны были проводить генерала до половины дороги — ярем-иол, как говорят татары.
* * *
На следующий год летом повторилось то же самое. Лорис-Меликов опять объезжал подведомые ему округа и побывал у нас. Мы с братом опять были у родных на каникулах, с тою только разницею, что не одни, а в обществе приглашенных к нам погостить старшего учителя словесности нашей гимназии М.С. Денисенко и его брата, воспитанника 7-го класса. Пребывание их у нас ознаменовалось открытием в ауле первой русской школы, о чем речь впереди.
На этот раз Михаил Тариелович ехал к нам другим путем, через так называемый Горный магал, о чем отец мой заранее был оповещен...
* * *
При посещении моим отцом Горного магала с целью осмотра его горных путей пришла ему в голову мысль устроить Лорис-Меликову оригинальный обед на одной из подходящих для этого вершин магала, на страшной высоте, с которой открывались живописные виды на панораму окрестных гор, ущелий и глетчеров...
Эта странная, на первый взгляд фантастическая затея была к тому же и слишком рискованной: быстрое изменение в горах погоды и совсем неожиданный дождь могли в несколько минут не только разрушить до основания это эфемерное предприятие, но и поставить в весьма неловкое положение его инициатора.
Но чего не делают энергия и смелость!..
Обед на поднебесной высоте, под открытым небом, как увидят читатели, состоялся и очень удался. Он вызван был еще и тем обстоятельством, что с Михаилом Тариеловичем ехали случайно два английских туриста, какие-то лорды, попавшие под его просвещенное покровительство.
Находчивый отец мой сразу смекнул, что щегольнуть перед иностранцами, да еще англичанами, нашим русским гостеприимством, нашими барскими затеями, характеризующими широкую русскую натуру, показать гостям, представителям завистливой нации, отличающейся большим аппетитом к лакомым кускам, наши богатые кавказские владения, входило, по всем вероятиям, и в расчеты самого Лорис-Меликова.
Как бы то ни было, но вопрос об оригинальной встрече был решен отцом без колебаний, причем и самый пункт для этого обеда также был окончательно избран.
Я в тот год не участвовал в встрече Лорис-Меликова вне аула Ахты, как и в предыдущий год, но местность сказочного обеда видел своими глазами, когда отец провожал меня с братом после наших каникул домой, избрав путь через тот же Горный магал, куда он считал нужным заглядывать почаще.
Тогда-то мне показали все то, что я здесь опишу, как бы с натуры, — до того сильно запечатлелось оно в голове моей на всю жизнь.
Живописная местность, избранная для обеда, действительно не могла не восхищать. Она лежала на высоте не менее десяти тысяч футов над уровнем моря, среди гор, изобилующих не одними только голыми камнями, скалами и базальтовыми вершинами, но и роскошною альпийскою растительностью, покрывающею склоны их то хвойным лесом, то сочною бархатистою травою, то всевозможными цветами богатейшей кавказской флоры.
Здесь-то, среди этой природы, на одной из ровных, как плато, лужаек и был установлен стол, сделанный из утрамбованной насыпи и покрытый плотным дерном, хорошо на ней уложенным. Сиденья за этим столом составляли длинные вокруг него скамьи, тоже, конечно, из земли и глины, обшитые, как и все стороны самого стола, таким же дерном. Сверх дерна как на стол, так и на скамьи разостланы были сначала полсти, а затем паласы, сверх которых стол покрывался уже скатертями.
Эти столы и скамьи я и видел самолично, как и остатки импровизированной кухни и ледника, устроенных в вырытых неподалеку землянках. Лед для мороженого, пломбиров и других надобностей привозился с лежащего тут же в горах глетчера...