Град Ярославль

И вдруг Акима проняла жуткая, воспаленная мысль: «А может, воевода вкупе с дьяком козни плетет?! На всякий случай теплое местечко себе готовит. Второй Самозванец и впрямь может на Москву приспеть. Но то дело подлое, изменное.

Мрачнее тучи сидел в избе на лавке Аким Поликарпыч.

Глава 3 ПЕРВЫЙ ПОЦЕЛУЙ

Ничего не поведала Серафима Осиповна супругу своему. Да и как о таком деле молвишь? Мало ли чего девке в голову взбредет? Девичьи думки изменчивы. Сегодня у них одно на уме, завтра — другое. Забудет она своего печника, и никогда супротив родительской воли не пойдет. Быть ей за Дмитрием Лыткиным!

И день, и два покойно сидит за рукоделием Васёнка, даже как-то веселую песню завела.

Вот и, слава Богу, утешилась Серафима. За ум взялась, уж вечор, а она все сидит за вышивкой.

— Поди, умаялась, доченька. Выйдем-ка в сад.

— Не хочется мне больше в сад, маменька. Намереваюсь тятеньке рубаху серебряными травами расшить. Пусть порадуется. Всю неделю буду вышивать, дабы на Казанскую Богоматерь наш тятенька в новую справу облачился.

— Воистину порадуется. Какая же ты у меня разумница, доченька.

В конце недели Серафима Осиповна снарядилась в храм, и Васёнку с собой позвала, но дочь отказалась:

— И рада бы, маменька, святым образам помолиться, да, боюсь, сряду изготовить не успею. Не хотелось бы тятеньку огорчать. Он и без того все дни смурый ходит.

— Пожалуй, ты права, доченька. Потешь отца рукодельем своим.

Не успела мать выйти со двора, как Васенка засобиралась в сад.

………………………………………………………

Первушка дольше прежнего стал задерживаться у пруда. Умоется, поплещется в чистой водице и… ждет. Но Васенка так больше и не показывалась, знать, и думать забыла о «чумазом». А вот он не забывал, и чем больше думал о ней, тем все больше хотелось ему увидеть эту зеленоглазую девушку.

Постоял, постоял на мостке и неторопко пошагал через сад ко двору. Хозяйка, поди, заждалась его к обеду.

— Чумазый!

У Первушки учащенно забилось сердце. Он радостно повернулся на задиристый голос, но девушки не было видно. Лишь прошелестели и тотчас смолкли густые ветви вишняка, усеянные сочными, спелыми ягодами.

— Чумазый!

Но ветви теперь уже не шелестели, значит, Васёнка застыла на месте. Взволнованный Первушка двинулся к вишняку, а сердце вот-вот выпрыгнет из груди. Кажись, никогда еще не был он таким взбудораженным. Ну, где же эта стрекоза?

Но только он раздвинул ветви и обнаружил Васёнку, как та стремглав выпорхнула из вишняка и кинулась в сторону яблонь.

— Не догонишь, чумазый!

Бежала, игриво смеялась, слыша за собой резвые, уверенные шаги. Запыхавшись, остановилась подле развесистой грушовки, и тотчас ее плеча коснулась трепетная ладонь Первушки.

— Вот и догнал.

Рдеющее лицо Васёнки, казалось, слилось с ее алым сарафанчиком, упругая, девичья грудь ее часто вздымалась, обычно находчивая и бойкая на слова, сейчас она потеряла дар речи. Их чуткие завороженные глаза встретились, и Васенка, забыв обо всем на свете, выдохнула из себя сладостный стон и прильнула к горячей груди Первушки.

— Люб ты мне, чумазый…Люб!

— И ты… и ты мне люба, Васёнка.

Их влажные жаркие губы слились в терпком опьяняющем поцелуе. Первушка гладил ее мягкие шелковистые волосы, брал ее пылающее лицо в свои ладони, и целовал, целовал, чувствуя, как в душу вливается сладостное, ни с чем не сравнимое, упоение.

Девушка опомнилась, когда услышала громкий голос стряпухи:

— Васёнка!.. Ты где запропастилась? Обед стынет!

Девушка вздохнула, отстранилась от Первушки и прошептала:

— Ты подольше свою печь выкладывай.

Нежно поцеловала Первушку в щеку и побежала к избе.

— Здесь я, Матрена! Ягодки сбирала.

— Ягодки?.. А где же кузовок?

— А я всё в рот, да в рот. Уж такая вишня спелая, сама в рот просится.

— Хоть бы угостила, мамку свою, дитятко.

Матрена была и стряпухой, и мамкой, и кормилицей. Она же и роды принимала, а посему занимала в доме особое положение.

— Прости, Матрена. Хочешь, я тебе завтра целый кузовок наберу?

— Да уж порадуй свою мамку.

— Порадую, уж так порадую!

Васёнка обняла Матрену и горячо расцеловала, что с ней давно такого не случалось.

— С чего бы это вдруг, такая развеселая, дитятко?

— А ты глянь, какая благодать в саду. Как солнце ликует!

Матрена головой покачала.

— Чудная ты сегодня, дитятко.

Васенка поспешно покушала и немедля поднялась в светелку. Надо к празднику Казанской Богоматери успеть рубаху для тятеньки вышить. Со всем усердием, дабы маменька разутешилась. Молодец-де, дочка, с великим тщанием за рукодельем сидит, даже поесть ей некогда.

На другой день Васёнка даже от обеда отказалась.

— Ничего не хочется, маменька, да и с рубахой надо поспешать.

— Нельзя так усердствовать, доченька. Ну, хоть сбитню с пирожком откушай.

— Не хочу… Ой, забыла, маменька. Вчера Матрене вишен набрать посулила. Я на чуток сбегаю!

Серафима Осиповна и глазом не успела моргнуть, как Васёнка выпорхнула из светелки. Но на «чуток»» почему-то не получилось. Уж никак час миновал, а дочка все не возвращалась. Неужели решила целый кузовок набрать? Вот неразумная.