Но все эти возгласы были теперь уже напрасными. Минутная слабость ― начало падения многих великих людей.
Девушка трусила на лошади, нигде не останавливаясь, пока не очутилась у татарского лагеря.
― Отведите меня к вашему командиру. Я ― Михай Лештяк, посол Кечкемета! ― сказала она.
― Сойди с коня, добрый человек. Я отведу тебя к нему, ― вызвался приземистый татарин, говоривший по-венгерски и даже с хорошим произношением.
― Ну и скакуна же дали тебе кечкеметские сенаторы! А вот как раз и наш повелитель, Олай-бек, да освятит аллах его бороду во веки веков!
И действительно, на красивом гнедом коне к ним приближался сам Олай-бек, человек гигантского телосложения; он только что устраивал смотр своим войскам.
― Посол от Кечкемета прибыл, о могущественный бек! ― доложил приземистый татарин.
Бек окинул внимательным взглядом посла, его кафтан, потом вежливо проговорил:
― Повернись, пожалуйста, добрый молодец, если этой просьбой я не обижу тебя.
Цинна повернулась.
Олай-бек взглянул на кафтан сзади. Затем он быстро соскочил с коня, пал наземь перед Цинной и трижды поцеловал край кафтана. Цинна изумленно взирала на него своими большими черными глазами, и ей казалось, что она видит все это во сне.
― Велик аллах, а Магомет ― пророк его. Что прикажешь, о посланец города Кечкемета?
Олай-бек стоял перед ней, подобострастно согнувшись.
Цинна поколебалась немного, а потом твердым голосом сказала:
― Сей же час покиньте пределы кечкеметские! Олай-бек возвел к небу свои сонливые, бараньи глаза, а затем повернулся к войску и громко скомандовал:
― Седлать коней! Выступаем!
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Лештяк остался у загона, раздумывая над тем, что же ему предпринять, куда идти. В отяжелевшей вдруг голове мысль растекались, словно расплавленный свинец; усталость сковала все его члены, совесть нещадно терзала душу: «Дурно я поступил. О жалкий трус-себялюбец!»
Мучительное беспокойство кололо его, как шипы терновника. Он мрачно смотрел перед собой: «Куда же теперь податься?»
Туман несколько рассеялся, и невдалеке, подобно огромному глазу, засверкало Крапивное озеро. Казалось, оно, подмигивая, манило его к себе: «Иди сюда, Михай Лештяк, самое лучшее для тебя ― это лечь здесь, укрыться серебряным одеялом и заснуть па мягкой песчаной подушке!.. Это ― самый прямой путь для тебя!»
Лештяк сделал несколько шагов по направлению к озеру, но куст крыжовника ― самое высокое «дерево» во всей округе ― преградил ему путь. Маленькие снежинки облепили его тоненькие веточки, так что Лештяк не заметил куста и споткнулся о его нижние ветви.
Упал Лештяк, ухо его коснулось матери сырой земли ― и вдруг услышал он, почуял, что где-то вдали по земле грохочут тысячи копыт, а в воздухе несется странный гул и шелест.
Лештяк содрогнулся: «Беда, татары двинулись на город!» Но, тс-с! Топот как будто удаляется, становится все тише и тише, и вот уже замер совсем, растаяв в слабом шелесте ветра.
Только одна лошадь приближается к загону. Цок, цок! ― стучат ее копыта. Да, одна-единственная лошадь. Боже правый ― на ней сидит Цинна!
Лештяк вскочил и, даже не стряхнув со своего платья налипший на него мокрый снег, бросился к девушке с лихорадочной поспешностью.
― Это ты? С тобой ничего не случилось? Это действительно ты! Что же произошло?
Цинна весело улыбалась. Но прежде чем ответить, она шаловливо надула щеки, стараясь придать своему личику геройский вид.
― А то произошло, прошу покорнейше, что я прогнала татарское войско. Они уже убираются восвояси!
― Не болтай! ― крикнул Лештяк, что на самом деле означало: «Говори, прошу тебя, говори!»
И она заговорила. Но прежде нежно, любовно погладила запушенный снегом зеленый кафтан, обласкав его своим лучистым взглядом.
― Да, сударь, многого стоит эта одежонка.
― В каком смысле?
― Олай-бек, увидев ее на мне, тотчас сошел с лошади, трижды поцеловал полу кафтана и почтительнейше спросил, каковы будут мои приказания. А я взяла да и приказала, чтобы они все немедленно убирались отсюда. И они послушались и в самом деле убрались!
Михай Лештяк слушал, разинув рот от изумления.
― Возможно ли? Неужели этот кафтан обладает такой чудодейственной силой?
― Да, все произошло именно так, как я сказала! Слово в слово! Но у нас нет сейчас времени на долгие разговоры; вот кафтан, надевайте его поскорее, а вот и ваш конь ― садитесь на него. Я же вернусь в город другой дорогой.
― Черт возьми, но ведь это же настоящее чудо! ― ликовал Михай, все еще находясь во власти изумления. ― Так ведь этому кафтану цены нет!
― Я думаю! Но прошу вас, торопитесь! Иначе кечкеметцы вот-вот сами подъедут сюда. Мне кажется, я уже вижу черные точки. Это движутся со стороны города телеги с данью.
Тень пробежала по лицу Михая.
― Верно, Цинна. Но ты смотри не говори никому об этом! Спасибо тебе за то, что ты сделала. А я еще поговорю с тобою… сегодня же. Да, я поговорю с тобою, Цинна.
― Хорошо, хорошо, ― отмахнулся юркий «паренек» и, быстро зашагав в сторону развесистого вяза, прозванного в народе «деревом в юбке», вскоре скрылся из виду.