Готы

Юлиан, как впоследствии официальный создатель испанской инквизиции и первый Великий Инквизитор Томас де Торквемада[575] принадлежал к числу немногих действительно выдающихся и страшных своим ренегатским рвением отступников от иудейства, обратившихся против исповедников веры собственных отцов и дедов, став благодаря своему острому уму и пылу неофита их самыми непримиримыми врагами. Юлиан и комит (впоследствии царь) Эрвиг так прекрасно взаимодополняли друг друга, что исторические последствия этой взаимодополняемости (или «положительной комплиментарности», как сказал бы академик Л. Н. Гумилев) не заставили себя долго ждать. Ибо Эрвиг был не готом, а «ромеем», опоившим царя Вамбу неким «лютым зельем», от которого помрачившийся рассудком готский царь скончался в 680 г. Эрвиг же, при поддержке церкви, стал править Испанией, всячески притесняя знатные, истинно готские роды. Желая снискать расположение епископов и отвлечь внимание народа от фактически совершенного им цареубийства, он указал вестготам на нового врага – иудеев. Поскольку иудеи в большинстве своем были богаче тех, кто покупал у них товары, обменивал или занимал у них деньги под проценты, подстрекательство против иудеев и разжигание ненависти к ним редко оставались безуспешными. Пришлось иудеям искать спасения в бегстве. Беженцы с полуострова Сефард массами переправлялись на разного рода плавсредствах через пролив в Северную Африку, уже захваченную маврами-мусульманами, или, как тогда говорили, магометанами, или же направляли свои стопы на север, через Пиренеи, в Септиманию, где по-прежнему пользовались целым рядом привилегий.

Относительно многочисленные иудейские общины сохранились только в крупных городах вестготской Испании – там, где они проживали компактно, в самоуправляющихся и имевших даже собственную, раввиническую, юрисдикцию, отгороженных от христианских кварталов внутренними стенами так называемых иудериях. Наступившая вслед за смертью царя Вамбы очередная смута и общее недовольство царем Эрвигом да и первосвятителем Испании – архиепископом Юлианом позволили испанским городам добиться большей самостоятельности, а испанским иудеям – несколько большей безопасности. Никто однако же не мог предугадать, в какую сторону пойдет развитие страны после загадочной кончины Вамбы. После того как Вамба, опоенный «зельем», впал в глубокий обморок, он неожиданно был показан народу в священническом облачении и даже с выбритой на голове тонзурой[576], что должно было свидетельствовать о принятом им якобы решении уйти от мира и, соответственно, перестать быть вестготским царем.

Покуда вся вестготская Испания думала и гадала, что бы это значило, мигрировавшие в Северную Африку прыткие иудеи-сфарды (сефардим, сфардим)[577], конечно, не дремали. Заключив союз с опьяненными нескончаемой чередой своих побед арабами, в нетерпении глядевшими, натянув поводья скакунов, через пролив на вожделенную Испанию, они готовили вторжение на Иберийский полуостров.

Эта гроза не укрылась от внимания царя вестготов Эгики, родича Вамбы и зятя Эрвига. В 694 г. он объявил в Толете о том, что недавно узнал из надежных источников о начале испанскими иудеями переговоров с иноземными иудеями из заморских стран с целью заговора против христианского рода. Встревоженные этим известием, созванные царем на синод епископы приняли постановление о полном порабощении остававшихся еще в Испании иудеев. Они были объявлены рабами государства, которое могло по собственному разумению передавать их в собственность своим подданным. Детей у этих государственных рабов предполагалось отбирать по достижении ими шестилетнего возраста и давать им христианское воспитание.

Повсеместное проведение в жизнь столь радикальных мер имело, в общем, мало шансов на успех даже в более – скажем так – современных обществах. Поэтому большинство историков сомневается в том, что этот закон не остался только на бумаге (или, если быть точнее – на пергамене). Витица, соправитель и преемник Эгики, вроде бы отменил его (целиком или частично). Но не подлежит сомнению другое. У иудеев, возглавляемых очень умными и прозорливыми вождями, вряд ли теперь оставались сомнения в том, какая именно судьба им готована в христианской вестготской Испании. С другой стороны, им было ясно, на сколь слабых опорах держалась власть вестготских царей над Испанией, в которой постоянно появлялись все новые претенденты на престол и в конце концов даже епископы взяли себе манеру выжидать с кинжалом наготове в засаде за дверями царского дворца. Долго так продолжаться больше не могло. Лучшим выходом, чем постоянные и связанные с немалыми расходами сил, времени и средств переговоры с царями, сменявшими друг друга с калейдоскопической быстротой, представлялось свержение всего института вестготской царской власти раз и навсегда. Даже если это означало войну, неизбежно связанную с риском, и риском немалым.