Аларих был намерен «положить конец всем этим римским безобразиям», чтобы германские «варвары» больше не служили римлянам в войсках, латифундиях[450], рудниках, городах, на галерах и Бог знает где еще. Они должны были обрести в Римской державе равноправие с римлянами и совместно с римлянами править «мировой» империей. Когда же безмерно униженные римские послы – испанец Василий и трибун императорских нотариев Иоанн, знавший Алариха еще по службе в римском войске и даже, по Зосиму, друг вестготского царя, – осмелились спросить Алариха, что же он намерен оставить римским гражданам, лишенным им всего имущества, восточно-римский магистр милитум лаконично отвечал: «Их жизни».
На этих условиях, подкрепленных выдачей ему в качестве заложников мужских отпрысков знатнейших римских семейств, Аларих был готов заключить не только мир, но и военный союз с императором Гонорием и выступить с западными римлянами в поход против всех их врагов (если и против восточных римлян, то как же Евтропий в нем ошибся!).
Добившись от Алариха хотя бы перемирия, Василий с Иоанном возвратились в «Вечный Город». Несколько дней прошли в попытках обмануть друг друга. Римляне воевать на самом деле не могли и не хотели. Аларих же, хотя и мог ворваться в Ветхий Рим, остерегался сделать это, пока там свирепствовала «чума». Но наконец восточно-римский магистр милитум добился своего. Получив от западных римлян хотя и не все их имущество, но все-таки большую контрибуцию: 5000 фунтов золота, 30 000 фунтов серебра, 4000 шелковых туник, 3000 выделанных и окрашенных в пурпур овечьих шкур (вариант: покрывал) и 3000 фунтов перца. Этот весьма примечательный список демонстрирует нам, что Аларих взял с Рима контрибуцию, думая прежде всего об удовлетворении потребностей «белой кости» – поддерживавшей его готской верхушки, успевшей уже давно привыкнуть к роскоши, а не о нуждах простых готских (и не только готских) воинов, думавших в первую очередь не о пурпуре и перце (хотя шелковые одежды, служившие лучшей защитой от паразитов, могли, конечно, заинтересовать и готскую «черную кость»). Как бы то ни было, разбойникам-грабителям жилось в те времена не хуже, чем сейчас, а уж их предводители могли прямо-таки купаться в роскоши. Выжатая Аларихом из Первого Рима контрибуция была сопоставима, в пересчете на звонкую монету, с суммой ежегодной дани, выплачиваемой впоследствии Вторым Римом гуннам грозного Аттилы, пока что пребывавшего за стенами Ветхого Рима в качестве заложника и очевидца осады «Вечного Города» Аларихом.
Поскольку же, как пишет Зосим: «…в то время в городской казне совершенно не было денег (Рим был доведен своими правителями до банкротства. – В.А.), сенаторы должны были внести выкупные суммы (контрибуцию. – В.А.) в зависимости от размеров своего имущества». Тем не менее оказалось невозможно «целиком собрать всю сумму или потому, что владельцы скрыли какую-то часть (курсив здесь и далее наш. – В.А.), или же потому, что город был доведен до бедности вследствие непрерывных корыстолюбивых императорских поборов. Так злой дух, которым было охвачено человечество, ныне преследовал римлян и подталкивал их к крайней озлобленности. Горожане (среди которых, по Зосиму – и не только, – были все еще сильны симпатии к языческому “родноверию”. – В.А.) решили возместить недостающее за счет убранства на статуях богов (остававшихся нетронутыми, хотя со времен Константина I Великого, а уж тем более – Феодосия I Великого Римская империя официально считалась христианской. – В.А.). Они просто расплатились древними предметами, освященными религиозными обрядами и украшенными, под опекой которых находилось все процветание города (и это пишет восточноримский историк VI в.! – В.А.). После забвения древних обрядов оно стало безжизненными и беспомощными (выходит, во всех бедах Рима виноваты христиане. – В.А.). И когда все, что способствовало разрушению города, случилось сразу, римляне не только лишили изображения богов их убранства, но и расплавили некоторые золотые и серебряные статуи богов, не исключая статуи, олицетворявшей Мужество, которое римляне называли “Виртус” (Зосим писал по-гречески). Когда эта статуя была уничтожена, конечно, исчезли и все те мужество и сила, которые еще оставались у римлян. Тогда сбылось то, что предсказывали сведующие в религиозных делах и дедовских обычаях люди» («Новая история»).