Готы

Аларих всегда хотел стать верховным римским военачальником, а не римским императором, поскольку оба известных ему римских императора были «слабаками», не говоря уже о третьем – его собственной марионетке Аттале. А Стилихон, на которого Аларих привык всю жизнь смотреть снизу вверх, был верховным римским военачальником – военным магистром. Именно чин римского военного магистра казался Алариху единственным достойным «призом» и пределом всех мечтаний и желаний всякого знатного германца. Его даже, похоже, не смущало обстоятельство, на которое было трудно не обратить внимание. Патриций Стилихон получил звание военного магистра Востока и Запада от Феодосия Великого, императора всей Римской империи, до ее фактического разделения на две половины. Аттал же, император только Запада, никак не мог назначить Алариха военным магистром всей Римской империи. Другое дело, если бы Аттал назначил вестготского царя магистром милитум Запада, и Аларих, уже получивший ранее от императора Востока Аркадия чин военного магистра Востока, этим удовольствовался. Возможно, сложность заключалась в том, что Гонорий, брат Аркадия, законный император Запада, был жив, а его брат, император Востока Аркадий (но главное – его «кукловод» Евтропий), Аттала императором не признавал.

В своем новом чине военного магистра всей Римской империи Аларих в сопровождении своего «карманного» императора Аттала (чьим начальником телохранителей – комитом доместиков – назначил, на всякий случай, своего соратника и шурина Атаульфа) во главе готских и римских войск подступил к Равенне, намереваясь взять город в осаду. Перед лицом столь близкой опасности – в конце концов, покойный Стилихон преодолевал и не такие водные преграды – слабосильный блудодей Гонорий живенько утратил свою прежнюю самоуверенность. Как ни уговаривали западного императора «староримская» партия и антиариански (и, соответственно, антигермански) настроенные христиане-кафолики «проявить необходимую твердость», младший сын Феодосия I Великого настолько опасался за свою жизнь, что не только «унизился» до переговоров с «презренным варваром-еретиком», но и согласился признать своим соправителем Аттала – марионетку Алариха!

Аларих отказался. Потому что у него к тому времени возникли серьезные сложности с Атталом. Тот, явно тяготясь вынужденным, в угоду Алариху, крещением, неожиданно показал свое истинное, откровенно языческое лицо (или, если угодно, нутро). Аттал, выбивший памятную медаль с гордой надписью «Инвикта Рома» («Непобедимый Рим»), повелел повсеместно открыть закрытые языческие храмы и воспротивился намерению Алариха направить флот в Африку, чтобы завладеть этой житницей Ветхого Рима. Когда же храбрый военачальник Гонория – упоминавшийся выше Сар, отпрыск остготского знатного рода (что не помешало ему, под командованием Стилихона, громить остготов Радагайса под Флоренцией), подобно Стилихону, пару лет назад освободившему от готов осажденный ими Медиолан, освободил от них и осажденную Равенну, чаша терпения Алариха переполнилась. «Не надо нас дурить!» Он в ярости сорвал с негодного ни на что Аттала императорскую багряницу и отослал ее – в знак примирения – Гонорию, получив от того в благодарность «ноль внимания и фунт презрения».

Аларих в третий раз пошел на Ветхий Рим, на этот раз – с твердым намерением больше не щадить «Вечный Город». Первый Рим был важен Алариху как залог при переговорах с Гонорием. Он сознательно щадил город на Тибре, поскольку мертвый заложник ничего не стоит. Теперь же, после срыва всех переговоров, ничто больше не удерживало «римского» военного магистра Востока и Запада от того, чтобы предать «главу мира» огню и мечу. Мы знаем, что ворота Ветхого Рима были открыты ему то ли собственными лазутчиками, то ли ждавшими от него освобождения рабами, то ли тайными агентами Евтропия – Аркадия. Но главное не в этом, а в том, что, вступив в Ветхий Рим, его покоритель Аларих, несмотря на величие своего триумфа (а может быть, как раз благодаря ему) внезапно ощутил себя не только готом, но и христианином. Не только царем готов среди римлян, но и христианином среди христиан…