Читаем Гостомысл полностью

— Спасибо, господа старшины, за доверие. Только в качестве кого я предстану перед князем? Надо посылать старшего из старшин.

— Посадник Богдан был городским главой. Теперь он пропал совсем, — напомнил Троян.

Медвежья лапа громыхнул:

— Если старый глава покинул город, значит, изберите нового главу.

Старшины переглянулись.

— А что, и в самом деле, если нет старого главы, то, значит, мы можем избрать нового. Кто-то же должен городом управлять? — проговорил старшина Терчин.

— Пусть Лисий хвост будет посадником, — сказал Тишила. — Он хороший хозяин, крепкий воин, и у него умная голова. Если бы не он, то и моя голова торчала бы на колу.

Стать городским главой не только великая честь, но и великая прибыль, особенно если вернется князь Буревой, который обязательно оценит верность вставших на его сторону людей. Поэтому Лисий хвост обрадовался такому обороту дела. Собственно, он к этому дело и клонил. Но чтобы старшины не подумали, что он домогается поста из корысти, скромно молчал.

— Так и решили — Лисий хвост избран городским главой, — твердо сказал Троян и, не встретив возражения, обратился к Лисьему хвосту: — Ты, Лисий хвост, иди спокойно с боярином к князю и сообщи ему о нашем желании помочь ему прогнать данов, а я прикажу писарю Мирину сделать надлежащие записи.

<p>Глава 82</p>

У карельского воеводы множество дел: ранним утром докладывает князю о происшествиях в городе.

Затем, пока князь одевается и завтракает, принимает в особо выделенной в княжеском дворце комнате для дружинников — гридницкой: дает им задания, слушает доклады о том, как выполняются уже данные задания.

А еще надо проверить оборону города, сохранность оружия, как обучаются дружинники воинскому мастерству. И это только малая часть того, что должен сделать воевода.

Гридницкая для дел воеводы обставлена скромно: два стола, кресло для воеводы, лавки для дружинников, полки с записями. В углу гудит огнем небольшая печь. За огнем смотрит чумазый мальчишка, впрочем, не столько смотрит, сколько дремлет.

В комнате душно, пахнет людским потом, кажется, комната заполнена не воздухом, а невидимой тяжелой и липкой жидкостью, а по ногам от постоянно открывающейся двери тянет морозным сквозняком.

Воевода Йовка заканчивал дела с заданиями для дружинников, когда прибежал посыльный мальчишка и сообщил, что словенский воевода вошел во двор.

В этом ничего не было необычного, карелы и словены вместе обороняли город. Однако попусту воеводы не будут заходить на чужой двор.

Велев писарю сделать записи о данных заданиях, Йовка набросил на плечи скромную беличью шубу и вышел из комнаты во двор.

На пороге жадно вдохнул хрустальный, точно живая вода, воздух. Нос защекотала проказливая снежинка, свалившаяся откуда-то сверху, из серо-свинцовой хмари.

Воевода Стоум умышленно неторопливо шел по двору, — он давал время карельскому воеводе встретить его, как любимого гостя, — у дверей.

Рядом с ним, немного отстав, шел воин: на голове заячья шапка; в простом овчинном тулупе, из-под которого выглядывала кольчуга; меч в ножнах висел на перевязи через плечо.

Любящий скромную одежду, воевода Стоум был одет необычно изысканно: бобровая шапка и длинная соболья шуба, на ногах украшенные бисером валенки, — у воеводы были застужены ноги, поэтому он старался их держать в тепле.

Йовка осторожно смахнул с лица снежинку-шалунью и шагнул навстречу. Встретившись, воеводы поздоровались и обнялись, хлопая друг друга по спине.

Закончив с приветствиями, Йовка поинтересовался:

— Как здоровье князя Гостомысла?

— Слава богам, хорошее! Ночью хорошо спал, — вежливо ответил Стоум и, в свою очередь, задал вопрос: — Здоров ли князь Вяйнемяйнен?

— Здоров, здоров! — ответил Йовка.

— И его любимая дочь Кюллюкки здорова?

— Здорова и стала еще краше, — ответил карельский воевода, и в его голове мелькнул интуитивная догадка, — «однако не зря воевода пришел на карельский двор».

— Прошу ко мне, — пригласил гостя Йовка в свою комнату.

— С утра забегался по делам. А пока шел, думаю, — какая хорошая погода! И уходить с улицы не хочется

Йовка покосился на неприветливое небо, но вежливо согласился.

— Однако погода и в самом деле прекрасная.

Стоум глубоко вдохнул в грудь холодный воздух и сказал:

— Ну, идем, друг Йовкахайнен, к тебе.

Они зашли в комнату. Писарь быстро подставил им лавки, и они начали рассаживаться друг против друга.

Пока садились, писарь подтолкнул мальчишку, — беги к ключнице за вином и угощением! — и тот выскочил за дверь, точно ужаленный десятком пчел.

Расстегнув шубу, Стоум неторопливо заговорил:

— Я, друг Йовкахайнен, вот зачем пришел: осматривал вчера городские стены; думаю надо бы править стены со стороны причала. Хоть и отбили мы данов, но стена в некоторых местах прогнила. Весной даны нападут, и как бы не подвели нас стены.

— Истинно — надобно править, — расправил усы Йовка. — К весне, наверно, данам придет помощь. А на юг они не смогут идти, пока не возьмут Корелу. Потому они снова приступят к Кореле. Так что надо обязательно укреплять стены. Только у нас же плотников нет, потому что не ставим мы больших крепостей.

Перейти на страницу:

Все книги серии Всемирная история в романах

Карл Брюллов
Карл Брюллов

Карл Павлович Брюллов (1799–1852) родился 12 декабря по старому стилю в Санкт-Петербурге, в семье академика, резчика по дереву и гравёра французского происхождения Павла Ивановича Брюлло. С десяти лет Карл занимался живописью в Академии художеств в Петербурге, был учеником известного мастера исторического полотна Андрея Ивановича Иванова. Блестящий студент, Брюллов получил золотую медаль по классу исторической живописи. К 1820 году относится его первая известная работа «Нарцисс», удостоенная в разные годы нескольких серебряных и золотых медалей Академии художеств. А свое главное творение — картину «Последний день Помпеи» — Карл писал более шести лет. Картина была заказана художнику известнейшим меценатом того времени Анатолием Николаевичем Демидовым и впоследствии подарена им императору Николаю Павловичу.Член Миланской и Пармской академий, Академии Святого Луки в Риме, профессор Петербургской и Флорентийской академий художеств, почетный вольный сообщник Парижской академии искусств, Карл Павлович Брюллов вошел в анналы отечественной и мировой культуры как яркий представитель исторической и портретной живописи.

Галина Константиновна Леонтьева , Юлия Игоревна Андреева

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Проза / Историческая проза / Прочее / Документальное
Шекспир
Шекспир

Имя гениального английского драматурга и поэта Уильяма Шекспира (1564–1616) известно всему миру, а влияние его творчества на развитие европейской культуры вообще и драматургии в частности — несомненно. И все же спустя почти четыре столетия личность Шекспира остается загадкой и для обывателей, и для историков.В новом романе молодой писательницы Виктории Балашовой сделана смелая попытка показать жизнь не великого драматурга, но обычного человека со всеми его страстями, слабостями, увлечениями и, конечно, любовью. Именно она вдохновляла Шекспира на создание его лучших творений. Ведь большую часть своих прекрасных сонетов он посвятил двум самым близким людям — графу Саутгемптону и его супруге Елизавете Верной. А бессмертная трагедия «Гамлет» была написана на смерть единственного сына Шекспира, Хемнета, умершего в детстве.

Виктория Викторовна Балашова

Биографии и Мемуары / Проза / Историческая проза / Документальное

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза