Читаем Гостомысл полностью

— Потому и пришел. У нас плотники найдутся. Думаю, за зиму мы укрепим стены, — сказал Стоум.

— А мы можем углубить ров и поднять вал, — сказал Йовка.

— Это надо делать, пока не ударили морозы. В морозы землю тяжело будет копать, — сказал Стоум.

— Можно будет полить водой вал и стены, тогда лед на них продержится до весны, — сказал Йовка.

— Надо пройти вместе и определить, кто какую работу выполнит, — предложил Стоум.

— Добрый замысел, — согласился Йовка.

Беседа шла неспешная. Оба боярина понимали, что настоящий разговор еще впереди.

Наконец в комнату вошли слуги и начали устанавливать на стол сначала посуду: дорогого ярко-синего стекла рюмки, серебряные чарки и яркие цветные чаши. Серебряные ложки. Затем каравай хлеба. Затем золотистые стеклянные кувшины с вином и хмельным медом; блюдо с пирожками; блюдо с жареным глухарем; соленые огурцы; грибы. Затем принесли блюдо с горячим жареным молочным поросенком.

Закончив накрывать стол, писарь лично налил воеводам полные чарки греческого вина.

Стоум поднял чарку и провозгласил:

— За здоровье князя Вяйнемяйнена!

Поднял чарку Йовка и сказал:

— За здоровье князя Гостомысла!

После выпитого вина говорить стало легче, и Стоум решил коснуться главного вопроса, из-за чего он и пришел.

— Друг Йовкахайнен, многие лучшие люди наших племен роднятся между собой, мы старинные друзья, так неплохо было бы, чтобы и наши князья породнились.

Йовка улыбнулся в усы, — его внешне нечаянный разговор с молодым другом князя Ратишей, как он и рассчитывал, дошел до ушей тех, кому предназначался. Гостомысл понял его намек правильно.

— Неплохо бы! — уклончиво согласился он.

Лицо Стоума подобрело, и он сказал:

— Однако надо бы решать это дело.

— Надо, — проговорил Йовка.

— Князь Гостомысл породниться с карелами желает. Но не будет ли против молодая Кюллюкки? — сказал Стоум.

— Желаний девок в этом деле не спрашивают, — сказал Йовка.

— Но ведь Кюллюкки любимая дочь карельского князя, — намекнул Стоум.

— Если бы дело касалось только желаний молодых, то мнение девушки имело бы значение. Но дело идет больше, чем просто породниться дружественным племенам. У князя Вяйнемяйнена нет наследника мужского пола, и сын Кюллюкки будет вождем карельского племени.

— И словенского тоже, — сказал Стоум.

— Значит, он будет вождем двух племен, —- сказал Йовка.

— У наших племен разные обычаи, разный язык, — сказал Стоум.

— Да, различия у наших народов есть. Но мы же не собираемся стать одним племенем? — сказал Йовка.

— Конечно, наши народы как жили, так и будут жить, — сказал Стоум.

— Зато, объединившись, народы станут сильными и смогут дать отпор любому врагу. Нас на севере сильно теснят норвеги и свей. И нам прямая выгода, чтобы на юге у нас не было врагов, — сказал Йовка.

— А нам выгодно, чтобы на севере были друзья, — сказал Стоум.

— Так что объединение наших народов дело выгодное, хотя и очень сложное и серьезное.

— Но разве можно в таком серьезном деле полагаться на прихоти юной вздорной девицы? — сказал Стоум.

— Разумеется, нет! У женщин и так в голове полно глупостей, а в таком возрасте тем более, — сказал Йовка. — Однако Кюллюкки дочь князя. А княжеская дочь поступит так, как ей прикажет отец.

Стоум вспомнил, как пришлось уговаривать Гостомысла, чтобы он согласился на свадьбу с Кюллюкки, и тяжело вздохнул:

— Ох, уж эта молодежь! Им все хочется, чтобы на свете было так, как они желают. Но не люди, а боги правят миром.

— Истинно, — сказал Йовка. Он подумал, что Кюллюкки была горда, кичлива, и вьет веревки из своего отца. Вряд ли она захочет иметь мужем мальчика, к тому же моложе себя почти на два года.

Йовка тяжело вздохнул, думая, сколько сил придется потратить на то, чтобы уговорить своенравную княжескую дочь выйти замуж за юного словенского князя.

«Надо пообещать ей побольше украшений, женщины падки на блестящее», — подумал Йовка.

— Сватов засылать надо бы... — сказал Стоум.

— Это хорошо будет, — сказал Йовка. — Я думаю, что князь Вяйнемяйнен будет доволен.

Воеводы, видя, что дело на мази, повеселели. А писарь, уловив настроение бояр, ловко подлил им в чарки вина.

Иовка поднял чарку и сказал:

— Пусть процветают наши племена!

— Пусть будут наши народы богаты и сыты! — сказал Стоум и, усмехнувшись, добавил: — И слава богине любви Ладе, которая разум заменяет влечением.

Рассмеявшись, Йовка кивнул головой и выпил вино. За ним последовал и Стоум.

— Я думаю, что неплохо было угадать так, чтобы справить свадьбу по первому снегу, — сказал Йовка, вытирая капельки вина с усов.

— Добрая мысль, — кивнул Стоум. — Свадьба по первой пороше — к счастью.

— И за зиму молодые привыкнут друг к другу, — сказал Йовка.

— Ну да, а то весной нашему князю будет не до молодой жены — пойдем войной на данов, — сказал Стоум, и его губы тронула ироническая улыбка, и он проговорил: — Трудно только им придется.

— Почему трудно придется? — насторожившись, спросил Йовка.

— Так князю всего двенадцать лет. Он еще и не догадывается, что надо делать с женщиной в постели. А постель... она того — мужчину и женщину объединяет... — посмеиваясь, проговорил Стоум.

Перейти на страницу:

Все книги серии Всемирная история в романах

Карл Брюллов
Карл Брюллов

Карл Павлович Брюллов (1799–1852) родился 12 декабря по старому стилю в Санкт-Петербурге, в семье академика, резчика по дереву и гравёра французского происхождения Павла Ивановича Брюлло. С десяти лет Карл занимался живописью в Академии художеств в Петербурге, был учеником известного мастера исторического полотна Андрея Ивановича Иванова. Блестящий студент, Брюллов получил золотую медаль по классу исторической живописи. К 1820 году относится его первая известная работа «Нарцисс», удостоенная в разные годы нескольких серебряных и золотых медалей Академии художеств. А свое главное творение — картину «Последний день Помпеи» — Карл писал более шести лет. Картина была заказана художнику известнейшим меценатом того времени Анатолием Николаевичем Демидовым и впоследствии подарена им императору Николаю Павловичу.Член Миланской и Пармской академий, Академии Святого Луки в Риме, профессор Петербургской и Флорентийской академий художеств, почетный вольный сообщник Парижской академии искусств, Карл Павлович Брюллов вошел в анналы отечественной и мировой культуры как яркий представитель исторической и портретной живописи.

Галина Константиновна Леонтьева , Юлия Игоревна Андреева

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Проза / Историческая проза / Прочее / Документальное
Шекспир
Шекспир

Имя гениального английского драматурга и поэта Уильяма Шекспира (1564–1616) известно всему миру, а влияние его творчества на развитие европейской культуры вообще и драматургии в частности — несомненно. И все же спустя почти четыре столетия личность Шекспира остается загадкой и для обывателей, и для историков.В новом романе молодой писательницы Виктории Балашовой сделана смелая попытка показать жизнь не великого драматурга, но обычного человека со всеми его страстями, слабостями, увлечениями и, конечно, любовью. Именно она вдохновляла Шекспира на создание его лучших творений. Ведь большую часть своих прекрасных сонетов он посвятил двум самым близким людям — графу Саутгемптону и его супруге Елизавете Верной. А бессмертная трагедия «Гамлет» была написана на смерть единственного сына Шекспира, Хемнета, умершего в детстве.

Виктория Викторовна Балашова

Биографии и Мемуары / Проза / Историческая проза / Документальное

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза