Они молча выпили колу. Паулино беззастенчиво рассматривал их лукавыми глазами. Отец Араны пил из горла, мелкими глотками; иногда застывал с бутылкой у губ, уставившись в пустоту. Потом кривился и делал еще глоток. Альберто пил через силу, газ щекотал желудок. Помалкивал, опасаясь, как бы собеседник не пустился в новые откровения. Оглядывался. Викуньи не было видно – наверное, бродит по стадиону. Она сбегала на другую сторону училища, когда у кадетов кончались занятия, а во время уроков, наоборот, мерила траву на пустыре медленными грациозными шагами. Отец Араны расплатился за колу и дал Паулино на чай. Учебный корпус совсем исчез: на плацу еще не зажглись фонари, а туман опустился на землю.
– Он сильно мучился? – спросил отец Араны. – В субботу, когда его принесли. Сильно?
– Нет, сеньор. Он был без сознания. Его погрузили в машину на проспекте Прогресса и привезли прямиком в медпункт.
– Нам сообщили только в субботу вечером, – усталым голосом сказал отец, – часов в пять. Его уже где-то с месяц не выпускали в увольнение, и мать хотела его навестить. То за одно наказывали, то за другое. Я думал, это хорошо – прилежнее учиться станет. Нам позвонил капитан Гарридо. Тяжело нам было такое услышать, молодой человек. Мы сразу же приехали, я чуть не попал в аварию на набережной. А к нему даже не пустили. В больнице бы так не сделали.
– Если вы захотите, его переведут в больницу. Уж этого-то вам запретить не могут.
– Врач говорит, сейчас его нельзя перемещать. Он в очень тяжелом состоянии – к чему обманываться? Его мать с ума сойдет. Злится на меня, понимаете ли, из-за пятницы, вот что самое несправедливое. Женщины вечно все не так понимают. Если я был с мальчиком строг, то только ради его же блага. А в пятницу и не случилось-то ничего особенного, так, пустяки. Но она все время мне припоминает.
– Арана мне ничего не рассказывал, – сказал Альберто, – хотя обычно всем со мной делится.
– Так не о чем рассказывать, объясняю же. Приехал домой на пару часов, отпустили его почему-то. Месяц дома не был. И только ступил на порог – сразу куда-то собрался. Но это же неуважение. Как так можно? Не успел появиться дома и уже хочешь смыться. Я велел ему сидеть дома с матерью, она ведь вся испереживалась – так долго он в увольнении не был. И всё! Пустяк, говорю же. А она теперь меня винит, что я над ним до самого конца измывался. Нечестно это и глупо, правда ведь?
– Ваша жена, наверное, вся на нервах, – сказал Альберто. – Это естественно. В таких обстоятельствах…
– Да, да, – сказал отец Араны, – ее не уговоришь даже поспать. Весь день сидит в медпункте, ждет врача. И все зря. Он почти с нами не разговаривает, представляете. Спокойно, сеньоры, немного терпения, мы делаем все возможное, мы вам сообщим. Капитан, конечно, очень милый человек, он хочет нас успокоить, но и на наше место нужно стать. Уму непостижимо, после трех лет в училище… Как такое может произойти с кадетом?
– Хм, – сказал Альберто, – да, непонятно. Точнее…
– Капитан нам разъяснил. Я все знаю. Военные, сами понимаете, люди прямые. Называют вещи своими именами. Вокруг да около не ходят.
– Он рассказал вам подробности?
– Да, – сказал отец, – у меня волосы дыбом встали. По-видимому, он не удержал винтовку, когда спускал курок. Понимаете? Отчасти это вина училища. Как вас обучают обращению с оружием?
– Вам сказали, он сам в себя выстрелил? – перебил его Альберто.
– Капитан был немного резок, – сказал отец Араны, – не надо было так при матери. Женщины слабые. Но военные говорят без обиняков. Я хотел, чтобы и мой сын таким же стал, как скала. Знаете, что он нам сказал? Армия ошибок не прощает, слово в слово. И долго нам объяснял: эксперты проверили винтовку, все отлично работает, виноват сам парень. Но у меня есть сомнения на этот счет. Возможно, винтовка все же сама разрядилась, из-за неполадки. Словом, точно ничего не ясно. Но военные лучше в этом разбираются. Да и какая теперь уже разница.
– Это капитан вам так сказал? – переспросил Альберто.
Отец Араны взглянул на него.
– Да. А что?
– Ничего, – ответил Альберто. – Мы ничего не видели. Мы были на холме.
– Извините, – сказал Паулино, – мне закрываться надо.
– Лучше я вернусь в медпункт, – сказал отец Араны. – Может, теперь нас пустят на минутку.
Они поднялись, Паулино помахал им на прощание. Пошли обратно по траве. Отец Араны заложил руки за спину и поднял воротник пиджака. «Раб никогда про него не говорил, – подумал Альберто, – и про мать тоже».
– Можно я у вас кое-что попрошу? – сказал он. – Я хотел бы навестить Арану. Не прямо сейчас. Завтра или послезавтра, когда ему станет получше. Вы могли бы меня провести, сказать, что я родственник или друг семьи.
– Хорошо, – сказал отец Араны, – посмотрим. Я поговорю с капитаном Гарридо. Он вроде бы человек порядочный. Суровый, конечно, как все военные. Ну, так у него профессия такая.
– Да, – сказал Альберто, – все военные такие.