Переходя от одного погибшего убежища к другому, они продвигались на юг в поисках настоящих людей. Встречающиеся на пути поселения недочеловеков уничтожались. Первопричина конфликта была погребена в бездонных глубинах банков памяти и не подлежала пересмотру. Машины бесстрастно фиксировали малейшие отклонения от идеала. Критерий был надежен. Никакой двусмысленности и парадокса. Зараза должна быть уничтожена. Будь то деформированный мутант, слабо напоминающий человека, мертвяк, лишь фигурой похожий на того, кем он был раньше, или внешне здоровый человек, родившийся после войны, в гены которого окружающая среда уже заложила невидимые глазом мутации, а органы напитала толикой зараженной пыли, все еще витающей в атмосфере планеты.
Вскоре зараженные северные земли стали постепенно сменяться менее пораженным югом. Поселения недочеловеков стали встречаться все чаще. Их сопротивление усиливалось, а технический уровень и оснащенность возросли. Но это не имело для машин никакого значения. Они неумолимо продвигались все дальше и дальше. Когда снабжение передовых отрядов стало затруднительно, так как они отдалились от завода-родителя на порядочное расстояние, на орбиту был послан заброс на отправку второго механо-зародыша. Место приземления для второго Семени было выбрано с расчетом наличия неглубокого залегания железистых и медно-никилиевых руд. Город недочеловеков, находящийся поблизости, был блокирован и уничтожен. Дальнейший путь лежал через горный перевал дальше на юг, где находилась основная масса убежищ. Может быть, там машины смогут найти своих владык?
И вот в ожесточенной битве у цитадели, прикрывающей перевал, они и встретили первого настоящего человека. Предтечу, которого они так долго искали. Он воевал на стороне недочеловеков. И в этом заключалось противоречие. Оно принудило машины вернуться к первопричинам возникновения Критерия. Необходима была дополнительная информация. Механические армии прекратили санитарные акции и были стянуты ко второму опорному пункту, где второе Семя разворачивало производство. Статус нового Гонца был присвоен стелс-боту 1340. Впервые за долгое время истинность Критерия подвергалась столь серьезной проверке. Машины ждали послания от своего Гонца. Они умели ждать...
ЧАСТЬ 9. У ЧЕРТЫ.
Одноклеточные, запертые в капле питательного раствора, которая, в свою очередь, теснилась между парой препарационных стекол, чувствовали себя как будто даже очень хорошо. Доктор Пэйдж, не отрываясь, следил за ними через микроскоп. Изредка он поглядывал на хронометр, отмечая время, в течение которого клетки сохраняли стабильность. Вот один из микроорганизмов вошел в фазу деления и Пэйдж стал с трепетом наблюдать за развитием этого события. Ядро клетки начало расщепляться, а внутриклеточная жидкость проросла нарождающейся стенкой еще не оформившейся мембраны. Клетки, словно сросшиеся сиамские близнецы, задергались и разделились. К слову сказать, это было уже триста двадцать третье деление, которое фиксировал доктор. Один из микроорганизмов выглядел нормально, игриво пихая своего соседа, а вот тот второй... Он был мертв.
У Пэйджа зачесался кончик носа, и он в раздражении смахнул воображаемую соринку, не прекращая разглядывать в микроскоп удручающую сцену. В этот момент подсвеченный снизу микромирок закрыла какая-то темно-бурая клякса.
- Что за чертовщина! - невольно вырвалось у раздраженного неудачей доктора.
Пэйдж отнял глаза от окуляров и уставился на рабочий столик микроскопа. Край стекла с каплей штамма заляпало жирное пятно крови, разбросав по периметру идеально круглого озерца десятки маленьких капелек. Доктор смотрел на пятно, соображая, откуда здесь могла взяться кровь. Он задумчиво поднес еще влажные кончики пальцев к глазам и увидел, что они тоже измазаны кровью. Инстинктивно Пэйдж вновь потянул руку к носу и тут же почувствовал, как ноздри наполняются чем-то теплым, и через мгновение на подставленные пальцы, не донесенные пары сантиметров до лица, хлынул густой поток крови. Пэйджа замутило. Лаборатория и все, что было внутри нее - оборудование, профессор Торп и его коллеги, неудержимым хороводом закружились вокруг доктора. Пэйдж, пытаясь удержать свое тело и свое сознание над подступившим вдруг к самому подбородку черным омутом, беспомощно взмахнул руками, отчаянно пытаясь уцепиться скрюченными пальцами за торчащие из потолка стебли ламп и, так и не достав их, погрузился в темноту...
Бульканье, исходящее из горла доктора и звук падения его тела привлекли внимание погруженных в работу Торпа и его коллег. Роняя табуреты и неосторожно сметая полами лабораторных халатов предметы со столов, они бросились к содрогающемуся в конвульсиях телу доктора. Один из лаборантов приподнял безвольную голову Пэйджа, очистил его раскрытый рот от сгустков крови и просунул между зубами патрубок дыхательного аппарата, а второй стал нащупывать шейную артерию в поисках пульса. Сам Торп, озабочено посмотрев на посеревшее лицо Пэйджа, спешно поместил капельку крови доктора под микроскоп и принялся ее исследовать.