Город

Босоногий подошел к панорамному экрану – Пьян ты, что ли капитан. Орда вот волнуется, не спит, в отсеках веселятся, чуют наживу. Еще вести добрые от богов гуляют по тоннелям и время веселое кругом, благодать. Вообщем кипит народ, алчет, как бы не перегорели. Раскочегарим ли посудину, выдержит? Молчи дурак, тебе ли думать? Эта консервная банка способна на многое, вот за этим газовым пузырем и начнем побрасывать уголек в топку. Бей в колокол, лей жертвенную кровь и готовь свору.

И вышел человек за городскую черту, и что-то совсем другое началось, и об этом он ничего не знал. Была плоская земля и теплый ветер. Садилось солнце, человек сел на землю и горько расплакался. Как никогда в жизни он хотел оказаться в тюрьме, или беспомощным младенцем в колыбели, но не в этом месте, где не знаешь от чего оттолкнуться и куда идти. Солнце садилось, человек продолжал плакать, пока не почувствовал присутствие живого существа.

Это был пес, полновластный император данной пустоши, совершенно бродячей наружности, тощий линялый в драных боках, но с все понимающими усталыми глазами в которых жили грусть и скорбь. Он встряхнулся, подняв облако пыли и сел завиляв хвостом. Человек какое-то время сидел, не шевелясь и не подавая признаков жизни. Нет, он и раньше видел представителей данного вида. Но те собаки уж больно отличались от данного родственника, этот пес как показалось человеку, был самым уродливым псом в данной пустоши. Так они сидели друг напротив друга на фоне заходящего солнца.

Пес после поднялся и засеменил вслед за солнцем тявкнул, мотнул мордой, словно приглашая, а так это и было. Город видел, город все фиксировал. Медленно и выверено необходимые фигуры занимали свои места, начинала разыгрываться партия.

Сумасшедшие кричат, что должно быть вторжение, полноценное со всеми вытекающими, боги не согласны и настаивают что лучше налет, это более соответствует их статусу. Спорят яростно, главное, что предмет спора прост и определен давно. Вторжение или налет, итог один, свирепая орда будет спущена с поводка, чтобы грабить, насиловать, убивать.

Отсеки наполнила музыка, в начале казалось, что это крысы устали жить и молят бога об исходе в забвение, столь тонким и тревожным было вступление. Последствия веселого времени часто играют с тобою злые шутки, ты творишь мифы и чудовищ, они оживают, приходят, теснят явь. Музыка становилась очевидной, она заполняла все куда проникала, уже никаких сомнений, что грянет марш. Скоро мы облачимся в броню и прольемся каплями огненного дождя, видя, как внизу бушует пламя, обращающее мир в пепел. После вступления струнных створы отсека открылись, и толпа свирепых оборванцев ринулась к выходу.

Пустые тоннели заполнила людская масса, злая пугающая безликость, а струнные все нарастали, после грянули духовые. Вся эта орда едва одетых, размалеванных дикарей радостно взревела, так они взывали к богам, требуя веселья и пьянящей жертвенной крови. Дрогнули замки, заскрипели шестеренки, и явились они, люди, сошедшие с ума, дарующие нам завтра и бесконечно веселое время. Сумасшедшие, ставшие пророками. Пророки, достигшие чертогов божества и потерявшие рассудок. Теперь они смертные боги, ешь их, пей их и это пробудит душу твою, сделает ее огнем, а тело заточенной сталью.

Кэп смотрел, курил босоногий же рядом с любопытством ребенка поглощал творимое действо. Я никогда этого не забуду, священное действо. Кэп глянь, как воспламеняются люди, узри, что способен сотворить с нами бог. Мы пылаем, мы единое целое, в этом бушующем море огня, сгорит любой враг и ересь. Великое чудо бог в нас.

Проснулся штурман – Какие сны, веками бы их рассматривал. Кэп затушил сигарету и представил соглядатая – Босоногий с грязными ушами он от – Понимаю, все те же грабли. Опять волнуются, снова не спят. Снова поход, налет, грабеж.

Штурман зевнул, потянулся, выдохнул – Эх, что дуракам не спится? Праздник у нас дорогой штурман, мы вернулись домой. Погодите кэп, вы серьезно? Это нынче шутки такие? Да вот полюбуйтесь – кэп указал на панорамный экран.

Штурман был озадачен – Послушайте, кэп я думал – Думали, что привиты и это вас не коснется, что все злое пройдет стороной. Вы отсидитесь комфортно в рубке, иногда просыпаясь, чтоб согреть тапочки и снова в сон. Вы посмеивались над жизнью в отсеках, вас воротило, когда они начинали, есть друг друга. Вас- то кормили сиропом, не спорю заслуженно, ведь только вам дано уменье, развернуть эту колымагу нужным бортом и припарковать к планете. Вы помните, сколько их было?

Штурман закурил – Кэп вам следует выпить, вы на взводе. Конечно, мы вернулись обратно и собираемся сжечь свою колыбель. Вот что ужасает. Я уж не знаю, кто это придумал. Раньше мы ставили запись, пускали газ в отсеки, Вальхалла они в ней жили веками, причем весело.

Когда они успели научиться жить наяву, когда они превратились в сонмище оживших мифов? Ведь весь этот хлам, как театральная бутафория, не предназначен для войны.