– Можем не торопиться, – сказал Горм. – Я эту, как ее, Ормхильд нанял кричать и плакать, у нее хорошо получается. Саппивок и Неррет в той же башне, но наверху.
– А они что делают? – спросил Кнур.
– Они пытались объяснить, но все, что я уразумел – первым делом, им зачем-то приперло выучить этлавагрскую грамоту. Нашли свитки с письмом и рисунками, что дружина в Этлавагре от дроттаров спасла, а уроки им пока дают Родульф и Скегги.
– Родульф их научит… плохим словам, – заметила Тира.
Впервые за довольно продолжительное время, она улыбнулась – оборот «плохие слова,» который она знала по-тански, даже не начинал описывать потоки сквернословия на языке гегемонии, на извержение которых был способен гигантский декарх, от чьей брани покраснел бы и темноликий васмулон. Горм встретил ее улыбку странным выражением – уголки его рта дрогнули, как будто он хотел что-то сказать, но архон остался безгласен. Взгляд голубых глаз варвара встретился со взглядом Тиры, и он потупился. Пленница задумалась – почему? Кнур, не заметив неловкого молчания предводителя, молвил:
– Странно, а у меня они попросили книжку сусального золота. Еще спрашивали, я может, не понял… Где в море найти светящуюся воду? Бред?
– Крыса ты сухопутная, – благодарно развил подброшенную тему «ярл,» к вящему затруднению Тиры, и так напрягавшейся, чтобы следить за разговором, перешедший на венедский. – Южные моря в полуночи светом играют, говорят, как в Наволоке или на Груманте небо пазорями[161]. А зачем им светящаяся вода?
– Кто ж шаманов с завечерья разбе…
Кнура прервал приглушенный двумя каменными стенами, но тем не менее вполне ужасающий вопль.
– Как выводит, – с уважением сказал Горм.
В криках, правда, слышались и тоны, подобавшие не для пыточного подвала, а скорее для порнейона.[162]
– А не слишком томно орет? – разделил невысказанное Тирой сомнение Кнур.
– Кром! – Горм треснул себя по лбу. – Каппи, как он в узилище пролез? И нашел время… Да нет, до Хаддинга такая тонкость вряд ли дойдет. Только бы сапожник с этой лошадью ржать не начали…
На стене снова запрыгал солнечный зайчик.
– Тира, прячься, не иначе, Хаддинг сюда идет! – Горм опустился на одно колено, отдернул лежавшую на полу шкуру арнотавра, и поднял крышку, под которой виднелись узкие ступени. – Кнур, помоги!
«Ярл» нырнул вниз. По очереди поддерживая пленницу, в чем, несмотря на лубок на ее правой руке, не было жизненной необходимости, варвары переместили ее в погребок, где хранились бочонки с чем-то ремесленным, а также слитки олова, железные и медные прутки, и мотки проволоки. Крышка закрылась. Слабый свет продолжал проникать в погреб по ее периметру, потом и он угас – шкуру набросили обратно.
– Сколько кольчуг смогут сработать твои ученики до весны? – спросил Кнура Горм.
– По новому хейдабирскому способу, пару сотен до равноденствия, – ответил схоласт-кузнец.
– Грррр, – зарычал лежавший у двери Хан.
Издаваемый им звук не казался особенно громким, но от него начали подрагивать половицы. Рычание недвусмысленно свидетельствовало об угрозе, возникшей за дверью.
– Йирр, – Йи Ха, собака из-за моря, принялась еще по-щенячьи тоненько вторить боевому псу.
Щелкнул засов.
Третий голос, видимо, принадлежал жрецу-монолатристу и возможному служителю Малеро, восставшего из тьмы. Горм ответил ему в том же странном ритме:
Заскрипели сапоги.
– Тише, пёсы. Проходи, потеплее у огня-то. Садись. Пиво будешь? – спросил епарх. – Двойное, ячменное, с самой чуточкой хмеля и сушеными портокали.
«Какая гадость,» – невольно подумала Тира.
Забулькало.
– Ярл, ты неспроста славен гостеприимством. Полкружки, больше не наливай, а то и так как-то в голове мельтешно.
Сила криков «лошади Ормхильд» постепенно приближалась к оргастической.
– А что мельтешно? – вероятно, весь заряд иронии, пропитывавшей участливый вопрос Горма, пролетел над головой жреца.
– Сомнения одолели, – Хаддинг с шумом втянул в себя «пиво.» – Высокий сказал:
А Йормунрек как раз брата убил…
– Двух, – уточнил Кнур. – Третьего не поймал.
– Потом, эти его дела с пленницами… Нигде, ни в «Речах Высокого,» ни в «Речах Вафтруднира» про такое колдовство нет. Этлавагрскую венценосную деву чуть не до слез жаль – так бедная исходится… Почему она замолкла – не замучили дикари?
Раздался протяжный и дрожащий стон экстаза.
– Где тут дренгрскапр – отдать увечную деву со станом, как былинка, на муки двум пожирателям запретного и их мохнатой твари? – возмутился жрец. – И в то же время, крики эти что-то во мне будоражат…
– Говорят, тайна иногда открывается мудрым под шум прибоя в полете морских птиц, – по-прежнему медоточиво-участливо предположил Горм.